Он даже не заметил, как начал пользоваться тем, что сам же истово проклинал. Не прошло и трех минут, а Тиль вновь обратился к своим способностям. Без них он чувствовал себя парализованным. Форвертс привычно выдал прогноз, и, поскольку передачу уже смонтировали, вариантов не было, – разве что выключить монитор.
То лицо непременно покажут, и Тиль его вспомнит. Но кого? Он мог увидеть… троих разных людей – в одном и том же месте, на одной и той же записи. Словно режиссеры приготовили несколько версий репортажа и сами не поняли, какую из них запустили в эфир… Но и в этом случае Тиль
Елену Родионову консультировал форвард. Позже обозреватели скажут, что она прошла по самому краю: драка в театре и появление перед журналистами с рассеченной губой. Для романтиков Родионова вступилась за постороннюю девушку, для циников – просчитала каждый шаг. В действительности она просто поверила, что странные поступки, которых от нее требовал форвард, – это и есть путь к победе. В итоге – невозможный, абсурдный для демократического государства рейтинг.
Тиль
Панорама дрогнула и поплыла – ленточки-шарики, памятник, лотки с бесплатным мороженым, обаятельный сержант. В кадре возник угол помоста, рядом – секьюрити Родионовой и тощий, как штанга, референт. Сейчас…
На тумбе возле двери зазвонил гостиничный терминал.
Тиль присел перед экраном. Камера задержалась на монументе – комментатор погрузился в исторический экскурс.
Трубка не умолкала.
Тиль цыкнул и коротко взглянул на тумбочку. А когда вновь повернулся…
–
Оператор взял крупный план трибуны, все остальное оказалось отсечено. Тилю хватило бы и мгновения – дольше проскользнувший форвард в кадре не задержался, – но это мгновение он упустил.
Терминал звонил не переставая.
Взревев, Тиль вскочил на ноги и сорвал трубку.
– Что?!! Что вам надо?!
– Шестнадцатый московский, – раздалось в ответ. И сразу – гудок отбоя.
Постояв у тумбы, Тиль положил трубку и пошел за пультом. По шестнадцатой программе в Москве, как и в любом городе, вряд ли могли показать что-то интересное.
Музей, примерно этого он и ждал. На расписанных стенах – полотна в золоченых рамках. Все сливается и пестрит. Посетителей много. Группа туристов – аборигены по музеям не ходят – медленно и благоговейно движется вдоль ряда картин. Восхищены. В живописи не бельмеса, для них что масло, что акварель, что формат «jpix» – все едино. Однако ж покачивают головами, насыщаются прекрасным.
Сзади плетутся трое отставших – в толпе идти муторно, а сбежать неудобно. Разглядывают потолок, он тоже весь в росписи и лепных кудряшках. Один из мужчин останавливается и смотрит в объектив. Прямо Тилю в глаза. Смотрит. Долго. Растерянно. Будто и сам не понимает, как он тут очутился, зачем…
Тиль проглотил комок. Михаэль Ситцев, Миша. Вот уж не подумал бы…
Они познакомились через Полушина, как и большинство форвардов. Федя, «собиратель талантов», разыскал Ситцева в Хабаровске. Михаэль вел растительную жизнь: с нуля до часу добывал деньги, с часу до нуля – транжирил. При этом ему удавалось сохранять и здоровье, и презентабельность. Он даже к дантисту ни разу не обращался, хотя нередко открывал бутылки зубами.
–
Тиль выключил монитор и суматошно забродил по комнате. Это был Михаэль – там, на митинге. Госпожа Родионова сделала правильный выбор: пьющий, относительно порядочный человек издалека. Протрезвел, напрягся и дал десяток
Да, но Михаэль – и в музее?.. Была бы это трансляция из стрип-бара, Тиль не сомневался бы. Собственно, он и сейчас не сомневался, а лишь недоумевал, поскольку наконец-то
Ситцев Миша – консультирует кандидата в мэры, а в перерывах посещает очаги культуры… Любопытно.
Тиль заказал у автомата содовой – семь процентов оплатила «Глобал-Фудс» – и прилег на диван. Из головы не шел тот звонок –