Твоя примерная коварная жена

– Я пригласил вас сегодня сюда, чтобы выяснить, отчего вы мне солгали.

Обе дамы недоуменно уставились на него, и он опять же машинально отметил, насколько они все-таки разные. Стройная холеная блондинка Бжезинская, с умело накрашенным, хоть и немного бледным лицом, и кругленькая темноволосая пышка-простушка Бутакова с заметными синяками под глазами. Болеет, что ли, или спала плохо?

– В чем мы вам солгали? – спросила Бжезинская, подняв изящно очерченные брови. – Я, конечно, могу говорить только за себя. Но точно знаю, что при наших предыдущих встречах не сказала вам ни слова неправды.

– Когда вам предъявляли для опознания тело мужчины, найденного вами, Элеонора Константиновна, – он сделал легкий кивок в сторону хранящей молчание Бутаковой, – вы обе, – он сделал упор на последнем слове, – сообщили, что не знаете и никогда не видели этого человека.

– Но это действительно так, – Бжезинская снова подняла брови. Ее высокий открытый лоб остался при этом неизменно гладким, как бывает у женщин, использующих ботокс. Дмитрий знал об этом. Лелька, создавшая салон красоты, ему про это рассказывала, да и сама делала себе инъекции. Говорила, что хочет нравиться мужу. Дурочка, да он ее и без всякого ботокса ни на кого не променяет.

Мысли привычно съехали на жену, и Дмитрий, поймав себя на том, что начинает по-дурацки улыбаться всякий раз при мысли о Лельке и о полугодовалой Верочке, заставил себя вернуться к теме беседы.

– Мы установили личность погибшего. И смею вас заверить, что одна из вас, дамы, его хорошо знает. Точнее, знала раньше. – Теперь две пары глаз – серые и небесно-голубые – смотрели на него вопросительно и чуть тревожно. – Его зовут Антон Попов.

В глазах не изменилось ничего. Ни искорки понимания, узнавания, тревоги или ужаса не промелькнуло в них. Неужели одна из двух дам такая прекрасная актриса? Или правда не помнит своего детского приятеля.

– Антон Попов, – повторил Воронов. – Житель поселка Солнечный.

Одна из дам задумалась. В ее глазах отразилась некая работа мысли. Название поселка ей явно о чем-то говорило, и мозг теперь стремительно обрабатывал плескавшуюся в нем информацию. А вот вторая вдруг осела в кресле, охнула, закрыла лицо руками.

– Господи, да это же Тося, – глухо сказала она. – Вот ведь как встретились. – И, отняв ладони от ставшего смертельно бледным лица, потребовала: – Послушайте, майор. Вы должны найти того, кто убил Тосю.

– Найдем обязательно, – заверил Дмитрий. – Даже не сомневайтесь. А вы знаете, что этот ваш Тося из-за вас подрался и сидел в тюрьме?

– Что-о? – изумление в серых глазах совершенно точно было не наигранным, как и неприкрытое любопытство в голубых глазах бывшей подруги. Глаза эти внезапно стали детскими, распахнутыми, в них плескался свет, и Воронов вдруг понял, за что много лет назад погибший Антон Попов так сильно влюбился в эту женщину, тогда еще совсем девочку. В ней было что-то настоящее, не сравнимое с лоском, глянцем, ботоксом и прочими глупыми женскими ухищрениями. – К-как подрался? Как в тюрьме? Мама мне ничего никогда не говорила. Я не знала, правда. С кем он подрался?

– А Василия Лукьянова вы помните?

– Н-нет. А это кто?

– Это человек, с которым подрался Попов. Из-за вас. Они оба были в вас влюблены.

– Влюблены? В меня? – Она вдруг засмеялась звонким, похожим на рассыпавшийся жемчуг смехом. – Уверяю вас, это невозможно. Я в детстве была таким пацаном в юбке, вечно перемазанная и с разбитыми коленками. Я действительно предпочитала играть с мальчишками. И с ровесниками, и постарше. У нас была такая бандитская компашка, мы и яблоки воровали из чужого сада, и на плоту катались, и по оторвавшимся льдинам на реке прыгали. Вполне возможно, что среди моих товарищей был этот самый Василий Лукьянов. Но я его не помню. Я даже имена одноклассников своих стала забывать. Так давно это все было, что и не припомнишь.

Вторая подруга смотрела на нее с легкой брезгливостью на лице. Как уже успел выяснить Воронов у всезнающей журналистки Инессы Перцевой, детство второй совладелицы «ЭльНора» разительно отличалось от детства первой. Разбитых коленок и перемазанного личика в нем точно не было.

– Антона Попова вы же вспомнили.

– Честно говоря, я фамилию не помню. Она действительно простая была, это да. Имя помню, потому что оно такое чудное было, девчачье. Ну и еще потому, что он мне тоже нравился. Такой взрослый, высокий, красивый, серьезный, почти студент-медик.

– Из института его из-за той драки исключили. Ладно, детские воспоминания и детские влюбленности оставим на потом, – вздохнул Воронов, который отчего-то поверил, что его собеседницы действительно не встречались с Антоном Поповым перед его гибелью. Ну не сыграть такое, будь ты хоть сто раз артистка. – Я сейчас вам подпишу пропуска и отпущу. Элеонора Александровна, вы задержитесь, пожалуйста.