Твоя реальность — тебе решать

— Я не уловила… Вы теперь мне не верите? Я сама тому свидетель была. И сейчас Тимофей…, — тут она осеклась и уточнила, — Уваров Тимофей проходит как пострадавший от нападения. Еще вопросы по поводу его вида?

Ветрова фыркнула, отвернулась к своему ребенку и пробормотала:

— Да, ангел, как же иначе? Только чего же ваш ангел на беззащитного набросился? Там свидетелей полкласса, да и камера у двери!

Мария Ивановна вздохнула и перевела взгляд на Уварова.

— А это мы и пытаемся выяснить, да, Тимофей? — спросила инспектор, но Тимка молчал.

— Да я просто из класса вышел, а он как накинется! — пробубнил из кресла Ветров.

Елена Николаевна, стоя рядом с Тимкой, услышала лишь скрип, глянула на сына и… даже испугалась. На Тимке не было лица. Глаза словно два кусочка льда с острыми краями прожигали девятиклассника. Кулаки сжимал с такой силой, что разбитые казанки побелели. Желваки тяжело перекатывались под кожей — только тронь!

— Тим, выйди, — сказала Елена Николаевна и даже кивнула в сторону двери.

Сын перевел на нее дикий взгляд, моргнул и… вновь стал сыном.

— Выйди, — повторила мать.

— Ну уж нет, он тут… — начала верещать Ветрова, но от раздавшегося громоподобного голоса Елены Николаевны вздрогнули все:

— Я здесь! Я здесь и как классный руководитель, и как мать! В какой роли мне еще предстать?

В кабинете повисла такая тишина, что стал слышен скрип минутной стрелки в настенных часах. Все молчали, никто не решился что-либо сказать. Ветрова от негодования только глазами хлопала. А Елена Николаевна вновь посмотрела на сына и приказала:

— Уваров Тимофей, я тебе сказала выйди отсюда!

Грудь стянула какая-то сумасшедшая боль, даже дышать было больно, там что-то кололо и давило одновременно, но парень отклеился от своего места и на негнущихся ногах вышел. Дверь хлопнула.

Проводив ребенка глазами, Елена Николаевна обвела присутствующих хищным взглядом, вытащила стул — в пояснице на одной струне звенела страшная боль — и кое-как села.

— Ну, а теперь поговорим. Поговорим об ангелах и демонах, — сказала женщина, и страшная улыбка исказила ее лицо.

Дорогие мои! Спасибо, что следили за развитием этой истории! История подходит к концу. Что же ждет ребят? Смогут ли они создавать собственную реальность?

Глава 59. Ангелы и демоны.

... ангелы и демоны суть одно и то же,

взаимозаменяемые архетипы,

разница лишь в полярности:

ангел-хранитель, одолевший твоего

врага в битве, побежденному

видится демоном-разрушителем.

Дэн Браун. Утраченный символ

Никита подлетел к Тимке, который, казалось, просто выпал из кабинета. Егоров уже протянул руку, чтобы помочь, но Уваров шагнул мимо и рухнул в кресло, схватился за голову, запустив пальцы в вихор, и застонал.

Никита плюхнулся в соседнее кресло. Он уже однажды это видел. В тот самый вечер, когда Тимка и Клинкина… То же страшное раскаяние, та же жуткая боль, и не своя собственная, а такая… уж лучше бы собственная.

— Братан… — только и промолвил Ник.

Тимка вздохнул, откинулся на спинку, запрокинул голову и закрыл глаза.

— Глупо всё это… — выдохнул парень.

Он прибежал как раз к звонку после урока. Его без проблем пропустили, узнав по форме, да по печати на конверте. Махнули рукой вверх по лестнице. Тим решил: сначала конверт, а потом уже… Он отдал конверт и в коридоре наткнулся на Арта, тот обрадовался, протянул руку. У него Тим узнал, где найти этого второго Тимофея.

— Да он мудак, нахрена он тебе? — скривился Артем.

— Надо, — уклончиво ответил Уваров.

Арт ткнул пальцем в нужный кабинет, и Тим застыл около дверей. Ждать пришлось недолго. Прямо из столовой на него вывернула группа парней и среди них Тим узнал парнишку с аватарки. Рукава закатаны, тату во всей своей жуткой красе.

— …если башки нет, я причем? — сказал девятиклассник и фыркнул.

— Тимон? — позвал Уваров.

Тот оглянулся, и скривился уже Тимка. Понятен стал и капюшон на глазах, и «факи», и всё остальное, потому что кроме налета «тьмы» ничего и не было. Прыщавое лицо, желтые зубы в просвете лыбы (на улыбку сие точно не тянуло), чёрти что на голове — словно человек согласился сначала «под ноль», а потом по ходу пьесы передумал, и этот «недоежик» местами напоминал замерзшую лохматую тряпку-щетку, торчащую во все стороны. Худосочная шея торчала из ворота грязной толстовки как палка, на которую насаживают болванку. Здесь болванка была взъерошенной, сальной и, судя по всему, пустой.

— Разговор есть, — буркнул Уваров и шагнул в сторону.

Тимон оглядел сначала Тимку, потом посмотрел на свою свиту и хохотнул.

— А я не стыжусь… Ты ж из «второй»? Чего надо?