Тимка, услышав это, покрутил пальцем у виска, потому что вслед сразу полетели вопросы неприличного содержания. Егоров кое-как угомонил одноклассников.
Сегодня он не обращал внимания на подколы парней, на похабные шуточки и советы. На душе было светло.
— Чего ты всё плечо трогаешь? — спросил Ник, глядя на то, как друг морщится от боли.
В классе они были вдвоем, остальные, уже переодевшись на физкультуру, спустились на первый этаж. Тимке совсем не хотелось рассказывать, как его спиной полировали покрытие школьной баскетбольной площадки, поэтому ответил весьма уклончиво. Ник не отцепился.
— А ну-ка покажи! — настаивал он. Тимка вздохнул и стал расстегивать пуговицы на рубахе. — Ни хрена себе! Это ты так сегодня с кровати моей улетел?
Тимка усмехнулся.
— Да нет, это я так вчера девушку поцеловал.
Ник, не понимая, уставился на друга.
— Дыру прожжешь, — сказал Тим и стал опять натягивать рубашку.
— Лера?
— Да кто б еще-то?
— Тимыч, там пятнище с Гренландию!
— Не ври.
— Да оно капец какое огромное! Ты в больницу ходил?
— Блин! Вот поэтому не хотел говорить.
— Блин! Ты дебил? А если ребро сломано?
— Ой, не гони! Я б уже помер, улетев с твоей кровати.
— Нет, погоди, — с этими словами Ник вновь сдернул с друга рубаху, развернул к себе спиной и начал ощупывать ребра.
Тимка хихикнул.
— Вот как откроется сейчас дверь, как увидят нас тут… о чем подумают?
— О том, что ты идиот, — буркнул в ответ Никита.
И в этот момент открылась дверь. Парни оглянулись, и Тимка едва не скрипнул зубами. Клинкина! Как разразится сейчас скабрёзными шуточками, мало не покажется. Но он ошибся. Она стояла у двери — Тимка с Ником через весь класс по диагонали напротив окна, но Уваров увидел, как изменилось ее лицо. Схватил рубашку, начал надевать, но рукава вывернулись, парень стал их выворачивать обратно, а девушка уже шла по классу. Он слышал голос Ника, который что-то объяснял Клинкиной, спешащей к ним.
— Что это? — спросила она Тима, но тот сделал вид, что не понял, кому именно адресован вопрос.
— Ты… — хотел было сказать Ник, но девушка смерила его взглядом.
— Тебя Иваныч искал, — бухнула она.
Никита тут же напрягся:
— В смысле?
— В коромысле.
— Не понял… А что он хотел?
— А я почем знаю! Спросил, в школе ли ты. Мы ответили. Он сказал, чтоб подошел. Всё.
Ник бросил взгляд на Тимку, тот что-то пытался сказать глазами, но парень намека не понял, а вслух такое Тимка не решился бы произнести. Егоров что-то буркнул и вылетел из класса, оставив друга с Клинкиной наедине. За дверью тут ж разлился звонок на урок. А потом в коридорах на сорок минут воцарилась тишина. И в кабинете тоже было тихо…
— Звонок, — просто так сказал Тим, потому что тишина напрягала.
— Уваров, какого хрена у тебя такое на спине? Это из-за дуры Волковой?
— Клинкина!
— Или еще какой другой дуры?
Они вновь стояли напротив, стояли так близко, что Карине приходилось задирать подбородок, чтоб говорить с Тимофеем. Он всё-таки справился с рубашкой, стал надевать.
— Уваров! — крикнула девушка, надвинувшись на него.
— А тебе-то что? — вдруг спросил он, даже не взглянув на нее.
— Да тебя, дебила, жаль! Вот думаю, может, попросить у папы денег на доспехи для тебя! А то, сдается мне, до выпускного ты не дотянешь!
— Пожалел волк кобылу… Я по твоей милости отхватил тогда от Козлова. Забыла?
Клинкина скрипнула зубами, но глаз не отвела.
— Да ты, блин, рыцарь в сияющих доспехах! Всё бабы тебе покоя не дают!
— Ну да. Ты меня тогда тоже саданула спиной о стену. Ничего. Как видишь, жив.
Тимке не хотелось говорить с Кариной от слова совсем. Он что-то чувствовал, что-то ощущал, и это
— Дурак, — выдохнула она, а потом вдруг шагнула к нему и стала помогать с пуговицами. — Это ведь она так тебя, да?
Тимка молчал.
— А можешь и дальше молчать. Я видела вас. Вчера. На стадионе. Ты целовал ее.
— Тебя это не касается, — только и сказал Тим.
Клинкина пожала плечами, но губы кривила какая-то странная усмешка.
— Конечно, не касается.
— Тогда…, — но Тимка смолк, боясь озвучить вопрос. Он знал, чувствовал, что может услышать не то, что хочет.
— А ты разве не знал, что я еще та извращенка? — усмехнулась девушка, а серо-зеленые глаза вдруг показались зелеными, как крыжовник, что рос на даче. Колючий настолько, что голыми руками не взять. Зеленый, отталкивающий, но, если всё же сорвешь да распробуешь, поймешь, насколько он сладкий-пресладкий. У Тимки, даже в голове зашумело, он поймал тонкие запястья. — Ты мне нравишься, Уваров. Вот такое у меня извращение.
Тим выпустил девичьи руки и сделал шаг назад. Карина усмехнулась:
— Да не бойся, жрать я тебя не стану. Но пигалице этой…
— Тебя это не касается! — вдруг прогремело отчужденно, и Карина уставилась на Тимку, а у того голубое небо заволакивалось грозовыми тучами, и девушка промолчала. А потом вдруг усмехнулась, глаза так и сверкнули.
— Ты ее любишь, — просто констатировала она, — любишь эту пигалицу.
— И это тоже тебя не касается, — прозвучало холодно в ответ.