Кейли угрюмо посмотрела отцу вслед. Воспользовавшись случаем, Дэнс достала из сумочки конверт с найденными у Бобби бумагами (завещанием и копией документов об удочерении), а затем передала его певице. Та взяла увесистый конверт и вопросительно взглянула на подругу:
– Это еще что?
– Нашли во время расследования, – мягко пояснила Дэнс. – Кроме меня, никто больше не знает. Ну а ты распоряжайся этим на свое усмотрение.
– Что там?
– Увидишь.
Кейли, ничего не понимая, уставилась на конверт, а затем до нее внезапно дошло. Она вцепилась в него обеими руками так, будто он вдруг потяжелел фунтов на десять, не меньше.
– Кэтрин, пойми, я не…
Дэнс обняла подругу.
– Ты не обязана мне ничего объяснять, – прошептала она. – Я, пожалуй, поеду к себе. До завтра нужно еще отчет надиктовать.
Кейли спрятала конверт в карман, от души поблагодарила Кэтрин за заботу и ушла в дом.
Дэнс забралась в «ниссан» и глянула на окна дома Бишопа. Шери и Сью склонились над кулинарной книгой. А вот, забравшись рядом на высокий стул и усадив на колени Мэри-Гордон, к ним присоединилась и Кейли. Чтобы понять природу тех крепких объятий, в которые она заключила удивленно заерзавшую девочку, никакого кинесического анализа, конечно же, не требовалось – то была материнская любовь.
Выбираясь по длинной и полутемной подъездной дорожке на шоссе, Дэнс размышляла уже не о клане Таун, а о своей собственной жизни, стремительно летевшей на всех парах в пугающую неизвестность. Она вспомнила поцелуй с О’Нилом: внизу живота возникла приятная тяжесть, а на душе стало как-то радостно, но в то же время и тревожно.
На ум Кэтрин пришла одна песня Кейли. После стольких дней общения с певицей в этом не было ничего удивительного. Она пролистала список треков на экране магнитолы «ниссана», отыскала «Любовь ли это?» и включила.
Четверг
– Gracias, señora Dance![8]
– De nada[9], – отозвалась Кэтрин, выключая портативный рекордер и принимаясь убирать микрофоны и кабели в сумки.
Дэнс наконец-то удалось провести целый день отпуска, как она и мечтала: не в управлении шерифа, а в гараже Хосе Вильялобоса. Сегодня она побывала в шкуре и продюсера, и звукорежиссера. Под конец записи «Лос Травахадорес» выдали песню в традиционном стиле «сон хуастеко», зародившемся на северо-востоке Мексики. Звучали восьмиструнная харана (мексиканский инструмент наподобие гитары), флейта и скрипка. Скрипач, жилистый мужчина лет сорока, родом из Сьюдад-Хуареса, вошел в раж и сыграл ураганное соло, цепляя тут и там фразочки из знаменитых импровизаций Стефана Граппелли, звучавших еще на заре джаза, когда был основан знаменитый квинтет «Хот Клюб дё Франс».
Стремительные, зажигательные мелодии привели Кэтрин прямо-таки в щенячий восторг. Ноги так и просились в пляс, но она каждый раз одергивала себя, памятуя о том, что тогда запись придется начинать заново, а времени на все про все осталось не так уж и много.
Стрелки часов показывали пять вечера. Выпив с группой на прощание баночку пива «Текатес», Дэнс загрузилась с сумками в «ниссан». Пришло сообщение от Мэдигана. Он просил заскочить и проверить запротоколированный отчет по делу Симески – Бэббидж, что она надиктовала прошлым вечером.
Ехать не хотелось просто жуть как! За день бедняжка настолько вымоталась, что единственным желанием ее было свалиться в постель и дрыхнуть без задних ног. Но и мысль отложить визит к шерифу казалась ей совершенно невыносимой – завтра заставить себя будет еще сложней!
«Ладно, – решила она, – поеду сейчас».
Обнаружив пропущенный звонок от Джона Боулинга, Кэтрин, памятуя о скором его отъезде в Сан-Диего, некоторое время колебалась.
«Перезванивать или нет? – Она вспомнила, как целовалась с Майклом. – Нет, пожалуй, не стоит».
Но палец сам нажал на клавишу. Ну вот, снова автоответчик!
Ни о каких голосовых сообщениях не могло быть и речи – Дэнс сбросила звонок. Подобно О’Нилу, в это мгновение она испытывала смешанные чувства: разочарование, злость и вместе с тем – огромное облегчение.
«Отличное название для песни – „Беседа с автоответчиком“, – подумала она. – Надо будет сказать Кейли».
Спустя полчаса Кэтрин стояла на пороге управления шерифа. Разъяснять местным, кто она такая и с какой целью пожаловала, не было совершенно никакой нужды – агент Дэнс стала здесь хоть и не бог весть какой, но знаменитостью, которую все знали в лицо. Дежурный даже бровью не повел, а два других сотрудника – Кэтрин видела их впервые – приветствовали ее, как старые друзья.
Дэнс прошла в кабинет Мэдигана: Эдвин уже отозвал свою жалобу и старшего детектива восстановили в должности.