Пытаюсь вспомнить, известно ли мне хоть что-то о роде Байрона, и понимаю, что ничего.
Кого волнует семья, родственники одного из множества лилатских мальчиков по вызову?
— Вы уже заказали браслет? — уточняю я. Бал — не самое подходящее место для обсуждения вопросов столь личного толка, как семья, упоминать о которой не хотят.
— Да, — Арсенио сияет свежеотчеканенной монетой.
— Когда?
— В воскресенье.
Когда Арсенио заявился ко мне с предложением руки и сердца.
— Не слишком ли вы оба скоры в своих решениях?
— А что, сначала мы должны были подождать, пока Эван объявит о твоей помолвке с мелким Финисом, затем попытаться увести тебя у него, насквозь благородного и несчастного, устроить скандал для привлечения внимания общественности и, если не повезет, дуэль за твою честь с твоим же братом, поскольку сомневаюсь, что Финиса хватило бы на такой подвиг…
— В Лилате дуэли запрещены, — бормочу я.
— Официально, — поправляет Арсенио. — А неофициально и за определенную мзду городская охрана охотно закроет глаза на очередные мальчишеские разборки, как они сами их называют.
Веер в моей руке против воли начинает двигаться быстрее.
— И вы бы решились убить Эвана?
— Нет, конечно же, — возражает Байрон. — Потому мы и предпочли сыграть на опережение.
И вовремя, сказать по чести.
Настолько вовремя, что волчица приходит в ужас при одной лишь мысли, что ее могли привязать к ничтожному, противному ей человечку. Данное слово не удержало бы стремящуюся к свободе волчицу, но послужило бы достаточным доводом для моего человеческого разума.
— Моя мать живет в одном из поселений Лайвелли, — спустя короткую паузу продолжает Арсенио. — Мы могли бы поехать к ней, она помогла бы первое время. Там все иначе, чем здесь: никто не смотрит косо на семью, где в браке состоит более двоих существ или одного пола. Там нет стен и Верховного собрания лордов, диктующего, кому и как следует жить, нет таких строгих правил, и ты бы видела, какой там простор и сколько зелени. Тебе там понравится, Рианн, обещаю, — Арсенио улыбается мне, не с жаром желания или теплом обожания влюбленного, но с трепетом воспоминаний о безмятежном детстве и пылом искренних, клятвенных заверений в будущем счастливом, неизбежном. — Тебе же не нужна эта дурацкая светская жизнь, одобрение общества?
— Нет, — качаю я головой. — Но… ты не забыл, что Лилат нельзя покинуть просто так? Или вы надеетесь на помощь Эвана?
— Мы даже на благословение его не рассчитываем, не то что на помощь по профилю, — роняет Байрон.
— У нас свои связи, — небрежно пожимает плечами Арсенио.
Я не спрашиваю, что это могут быть за связи, не спрашиваю, почему, в таком случае, инкубы до сих пор ими не воспользовались. Я не понаслышке знаю, что природа большинства подобных связей такова, что даже при наличии к ним не стоит обращаться часто и без веской на то причины. И мне слишком хорошо известно, сколь мало людей и нелюдей готовы на самом деле покинуть город. Одни не желают расставаться с нынешней, богатой и устроенной жизнью, с возможностями, предоставляемыми Лилатом. Они мирятся с ограничениями и перспективой, что дети их и дети их детей будут заперты в кольце этих стен, словно в тюрьме. Сомневаюсь, что леди Лизетта, или ее сын, или ее внуки так уж жаждут оставить здесь свое состояние, движимое и недвижимое имущество и приносящее прибыль дело семьи Дэлгас, выбраться на волю и начать жизнь с начала, не с нуля, но близко к нему.
Другие, быть может, и хотели бы покинуть Лилат, но не решаются — по разным причинам. Страх и нехватка денег, возможностей, смелости — поводы более чем достаточные, чтобы так и сохранить мечту о побеге лишь мечтой.
Третьи страстно желают этого, но у них тоже нет ни денег, ни возможностей, а подчас и простой свободы.
Четвертые могут, однако не торопятся, у них еще полно дел и по эту сторону стен, множество причин, оговорок и оправданий и, в конечном итоге, они так и умирают, не воспользовавшись шансом, за который иные готовы жизнь отдать.
Всегда есть те, кто может, кто не боится рисковать, кто предпочтет попытаться, но не смириться, не жить сложа руки, и потому проводники не останутся без работы, однако порой меня пугало, насколько невелико количество этих смельчаков относительно всего населения Лилата.
— Значит, ты родился не в Лилате? — спохватываюсь я.
— В Лайвелли, — подтверждает Арсенио.
— Зачем же ты тогда приехал сюда? — наверное, живи бы я среди изумрудных холмов Лайвелли и никогда бы по собственной доброй воле не променяла свободу, завораживающий простор, виденный мной лишь на картинках, на тесноту, на душащие рамки огромного полиса, каким тот ни был.