Твоё слово

— А если ты мне еще когда-нибудь скажешь, что вокруг одни дураки, я полностью с тобой соглашусь. С чем тут спорить?..

— Я понял! — наконец ответил мужчина.

Ева подняла на него ласково улыбающиеся лицо. Под ее взглядом Раш и правда почувствовал себя несмышленышем. Надо же было так глупо сорваться! Но взгляд Шуры в тот момент просто выбивал почву из-под ног.

Он все утро прождал ее на крыльце. Слышал ее шаги, ее дыхание там — на кухне. И все равно упорно сидел на крыльце. Ну а вдруг она решит выйти? Он должен был быть там на случай, если она решит выйти. И даже если не выйдет должен был быть там.

И ее осуждающий взгляд был, конечно, заслуженным. Он заставлял Раша чувствовать себя распоследним мерзавцем, но это же было по делу. Конечно, она должно быть очень обижена и расстроена…

Но она вовсе не была! Она притворялась, просто чтобы помучить его! А он и так мучается! Разве мало того, что он места себе не находит из-за беспокойства о ней? Выслушивает нытье Первого Советника о своей репутации, но не отзывает хоть более-менее приличную охрану, потому что без нее было бы совсем туго.

Требует отчета от охраны чуть ли не каждые полчаса, потому что иначе ни о чем думать не получается. Рашу очень, очень не нравилось, как все это выглядит. Если Шура не угодила кому-то, у кого есть деньги с ней разобраться, почему бы не поручить это профессионалам? Откровенно говоря, если бы не заинтересованность его, Раша, в этом вопросе, никто бы и разбираться не стал, хоть бы ее среди бела дня ножичком пырнули. Зачем так заморачиваться с десятком-другим подставных лиц? Действовать так с одной стороны нелепо, а с другой — профессионально, что не докопаешься. Никто бы не стал выискивать ни по запаху, ни по магическому следу, никто не стал бы опрашивать свидетелей. Не мучает город своими статейками больше — и ладно! Зачем так основательно прятаться? Если только не от него?

Но в том-то и дело, что о его, Раша, заинтересованности знают не так уж чтобы многие, чего бы там Шарам себе ни думал. И те связаны клятвами крепче некуда. Сто процентной гарантией они не были, конечно, поэтому он установил слежку за каждым, у кого были причины думать, что Рашу не все равно, что случится с Шурой. Это было довольно неприятно, потому что следить приходилось в основном за теми, кому он в общем и целом доверяет. За теми, кто ему нравится и за кем следить совсем не хотелось.

Слежки ничего не давали, выйти на заказчика через исполнителей не получалось. Раш нервничал. Самым лучшим вариантом было бы припрятать ее до лучших времен. Но думал так почему-то только он.

А теперь она еще и давит на него грустным взглядом! Ему и так грустно — разве это не очевидно?!

Где-то там, за пеленой страха и раздражения, он понимал, что глубоко не прав. Что, конечно, запирать свободного человека — не выход, что манипулировать ее интересом к нему — подло, что передергивать в разговорах с ним, делая ее виноватой — недостойно. Что его страхи не должны ее ни к чему обязывать. Если бы Рашу пришлось объяснить, что он чувствует, то он бы сказал, что это похоже на то, что все хорошее, что в нем когда-либо было, все хорошее, что он в себе кропотливо воспитывал, тонуло в потребности защитить то, что он считал своим.

Где-то глубоко внутри он себя осуждал, но на поверхности — считал себя правым. Остатки воспитания буквально принуждали его к тому, чтобы не сделать ничего дурного, не поддаваться инстинктам. Это были скорее доводы рассудка, которые он не чувствовал правильными по-настоящему, сердцем, а просто знал, что так правильно.

Он чувствовал, что Шуру надо срочно спрятать в одной из своих пещер, но знал, что этого делать не надо. Чувствовал, что согласие можно выманить и обманом, но знал, что так поступать нельзя. Чувствовал, что он сильнее, значит — его мнение важнее, но знал — что это варварство.

И чтобы справится с этим диссонансом — ему нужно время. И голова заказчика. Охранять сокровища — инстинкт. Притупить, приглушить — можно, но совсем не задавишь, хоть ты тресни. Пока опасность не минует, до конца он не успокоится. Это раздражало и вызывало головную боль. Звериные повадки были тем, что вытравить из себя хотелось, но до конца не получалось. А когда бурлили в нем, разгоряченные, и не то чтобы хотелось с ними что-то делать. Хотелось их просто принять.

И очень хотелось, чтобы к этому отнеслись с пониманием. Чтобы Шура просто понимающе собрала вещи и послушно полетела с ним в безопасное место.

Послушной она почему-то бывала, только когда он ее целовал. Мужчина вспомнил, как прижимал к постели девчонку и сглотнул; жар ударил в лицо. Потом ему станет очень стыдно, но сейчас он, раздраженный этими покушениями, мог думать только о себе.

— Так себя жалко! — тоскливо сказал он.

Ева понимающе покивала. Сверху донеслись шаги и болтовня Шуры с Бором. Стоило им спуститься, как Раш почувствовал прилив нового раздражения, которое очень старался в себе задавить, но получалось слабо.

За что она с ним так?!..