Твоё слово

— Знаешь, красавчик, мне и здесь удобно. Он пока летает где-то в своих мыслях — и меня это вполне устраивает! Потом он наверняка надумает какой-нибудь дури, и мне снова придется туманить его рассудок своими прелестями, чтобы от этой дури его отвлечь… Но пока он в моих руках, я собираюсь пользоваться моментом! — и потерлась щекой о его щеку; Раш привычно ее обнял, погладил по голове и уложил на плечо, — Будет потом что вспомнить хоть.

Даже прямо сейчас он потакал желаниям, которым потакать не стоило, косвенно подставлял свою семью. Он помнил эти взгляды, в которых все: удивление, непонимание, отрицание, гнев, страх…

Арши никогда не хотел выделяться. Никогда не желал ничего рушить. Но почему-то все его стремления, мысли, желания были чуждыми его окружению, непонятны его сородичам. И что-то ломали.

И он старательно мимикрировал, принимал правила игры, старался угодить. Просто чтобы они поняли — он вовсе не пытается с ними бороться, никого не осуждает, не насмехается. Лишь однажды он позволил этому прорваться, поправ все возможные правила приличия, нормы, потоптавшись на самой основе их культуры. Как тогда выразился старший брат, он плюнул им всем в лицо. Все, кто знал, именно это и чувствовали тогда. Все, кроме Арши. Он принимал, что он виноват, потому что вовсе не хотел спорить, раз так чувствуют окружающие; но он совершенно не чувствовал себя виноватым.

Тогда он был юным, и хоть в какой-то мере это его оправдывало в глазах других. Но в своих глазах он не нуждался даже в оправдании — связаться с Матерью-Землей и ее непонятной дикой магией было его собственным решением, отнюдь не в бреду принятым. Просто он считал, что Ева не может умереть. Что этот мир еще не дал ей и половины того, что она заслуживает. Что она не отдала миру и половины того, что есть в ее душе.

«Нельзя удержать в живом мире душу, которая уже прошла, закончила свой путь» — так Она ему тогда шелестом листвы прошептала на ухо. Она ему подсказала, Она его благословила, но Она ему ничего не обещала. Результат зависел не от Нее, и даже не от Аррирашша. И именно поэтому он считал себя правым. Потому что Ева осталась.

— А я тебе говорю, надо слушать свое сердце!

— Да-да, а у меня потом, после подобных лозунгов, мест в темницах не хватает на всех, кто решил сердце послушать… Надо голову включать.

— А я вот недавно купила на Лисьем магический шар — может его слушать?

— Я тебе как дипломированный маг говорю, и не в первый раз, кстати: это просто стеклянный шар! В нем ни капли магии!

— А я верю в чудо! Мой «немагический» шар, между прочим, на вопрос, стоит ли мне поприставать сегодня к Рашу, мигнул светом! Я поприставала. И смотри — он в моих руках, и даже не дергается никуда!

— Это был просто солнечный луч из окна — я видел!

— А где именно ты купила эту подделку? Я как раз хотел подбросить одному протеже высокопоставленного чиновника дело, которого и заслуживают его мозги — прямо как просил его дядя.

— Теневое министерство теперь занимается такими делами?

— Какие работники — такие и дела.

Но сейчас-то речь не идет ни о чем, кроме простого желания послать весь двор — с их тоской по масштабным заварушкам и попыткой выискать предлог для нее — в далекие дали и просто делать, что в голову взбредет. Ни на кого не оглядываться. Глупо, наивно, эгоистично — не по возрасту и не по положению. Но чем яснее он понимал, чего на самом деле ему хочется, тем сильнее хотелось это сделать.

Взять в охапку весь свой табор, Энри и Шуру подмышки — и укатить подальше отсюда, от всех этих клановых разборок, в которых обязан учавствовать, от Империи вообще. Может даже на другой континент. Иногда Арши думал, что он совсем не к месту родился в правящем гнезде самой могущественной расы в мире. Вообще-то, он совсем не отказался бы быть человеком… Как там Шура говорила? Поскреби дракона — найдешь человека?..

Мог ли он так поступить? Наверное, нет. Но помечтать-то можно? Арши решил дать себе время на переварить.

А потом пойти к Еве и сделать, как она скажет! Вообще, по мнению мужчины, она была единственным в мире существо, которое каким-то образом умудрялось делать, что хочет, не перекидывая на других свою ответственность.

— Когда же вы уже домой-то пойдете? Мне работать надо вообще-то — обеденный перерыв давно закончился.

— Какой ты негостеприимный!

— Нам и правда уже пора, — вдруг вынырнул из своих мыслей Раш, — Но вы не могли бы буквально на минутку оставить нас наедине?

Как ни странно, граф все-таки согласился выйти.

Мужчина поднял глаза. Шура была на удивление спокойна. Последние дни ее редко такой можно было увидеть. А сейчас в ней поселилось будто какое-то умиротворение. Она улыбнулась ему, открыто и искренне, чуть насмешливо — разве можно такой улыбке что-то возразить?

— Я не знаю, что сказать, — честно признался мужчина.

Она усмехнулась.

— Я тоже. Хотя нет — знаю! — она вдохнула, выдохнула и вдруг выдала, — Ты мне нравишься. И я хочу тоже тебе нравится. И волнуюсь, и это меня раздражает. А еще больше — что ты совсем не выглядишь взволнованным.

Он удивленно приподнял брови.