Твою беду руками разведу

— Поцелуй меня еще, — попросила она.

— Ну уж нет! Хватит, я тебя уже всю расцеловал, места живого не осталось! — рассмеялся он. — Так что теперь, милая моя, твоя очередь. Долг, знаешь ли, платежом красен!

— И тебе не стыдно заставлять беременную женщину трудиться?

— Нисколько! Ну-ка сядь, беременная женщина, передо мной, как лист перед травой!

— Зачем? — испугалась Лера.

— Затем, что хочу полюбоваться твоей неземной красотой.

— Да ну… Я, как бочка…

— Дуреха! Я обожаю бочки!

— А как же быть, когда рожу? Я же опять стану, как… спичка…

— Я чувствую, что уже ничего не имею против спичек. И против джинсов. И даже против этих… как их… твоих диких колец на голове, не говоря уже о красной помаде! Поцелуй теперь ты меня, Лера… Не томи…

* * *

— Рафаэль… мне плохо… — с трудом проговорила в телефонную трубку Лера.

— Как плохо? Что с тобой? — всполошился он.

— Не знаю… У меня такое впечатление, что я сейчас… рожу…

— Как родишь? Рано же еще!

— Ну я не знаю… Рождаются же семимесячные дети…

— Машке еще нет семи месяцев!

— Нет, но скоро будет…

— Вот что, Лера! Ты вызывай «Скорую помощь», а я сейчас приеду. Или нет, ты лучше ничего не предпринимай. Я сам вызову врачей и приеду. Ты, главное, не делай лишних движений, ложись и жди. Я сейчас…

Рафаэль отключился. Лера попыталась лечь, но поясница и низ живота так болели, что лежать не было никакой возможности. Боль накатывала волной, накрывала с головой, как цунами, потом куда-то несла с собой Леру, которая уже плохо понимала, что происходит. В какие-то моменты боль вдруг откатывала, но передыха почти не давала и тут же подступала с новой, ужасающей силой. Еле волоча ноги, Лера бродила по квартире из комнаты в кухню и обратно. Иногда перед ее глазами вдруг неожиданно выныривала плита, и Лера удивлялась тому, что агрегат делает в комнате. Потом соображала, что это она сама находится в кухне, но тут же натыкалась на секретер с откинутой крышкой. В конце концов она перестала понимать, где находится. Боль уже не отпускала даже на мгновение. Лерино тело будто кто-то садистски раздирал на части. Она потеряла счет времени. Ей казалось, что прошло не меньше суток, когда наконец в квартиру ворвался побледневший Рафаэль, а сразу вслед за ним — врачи «Скорой помощи».

— Капельницу и носилки! Быстро! — скомандовала немолодая врач в ярко-синем халате, выслушав Рафаэля и жалкий, еле слышный лепет Леры.

Уже в машине «Скорой помощи» Лера поняла, что те несколько уколов, которые ей сделали, и капельница не помогут. Она все же родит Машку прямо сейчас, раньше времени. То, что с ней происходило, это, конечно же, схватки, нет никакого сомнения…

Леру успели довезти до родильного отделения, но там врачам уже пришлось прямо на каталке принимать преждевременные роды, или, как правильнее это назвать на таком сроке, выкидыш.

— Почему она не плачет? Почему не плачет? — твердила искусанными губами Лера.

— Все будет в порядке, — деловито отвечали врачи и продолжали производить с ней какие-то очень болезненные манипуляции.

Под закрытыми веками Леры лопались огромные красные шары, в ушах звенело, но сквозь этот кошмар ей очень хотелось продраться к Машке. Она шевелила пересохшими губами, пытаясь напомнить врачам о том, что они почему-то бессердечно забыли показать ей ее ребенка. Она попыталась открыть глаза, и белые больничные стены тут же поехали прямо на нее. Лере показалось, что она громко закричала от страха, но на самом деле всего лишь жалобно вздохнула. Она успела еще раз подумать о бедной Машке — и провалилась в темное засасывающее ничто…

— Но ведь семимесячные дети выживают, — всхлипнула Лера, когда наконец уяснила, что черноглазой Машки у нее никогда не будет.

— Во-первых, далеко не всегда семимесячные выживают, а вашему ребенку семи и не было, — объяснила ей молодая, очень красивая врач в стильных очках в тонкой черной с золотом оправе.

— Но почему? Почему это случилось? — простонала Лера. — Все же было хорошо! Ничего не предвещало! Я наблюдалась в консультации, и мне каждый раз говорили, что у меня все в порядке!

— Вспомните, может быть, вы подняли что-нибудь тяжелое или попытались передвинуть какую-нибудь мебель.

— Ничего я не поднимала и не двигала, — всхлипывала Лера. — Что я, сумасшедшая?

Врач легким изящным жестом поправила очки и сказала:

— Тогда, может быть, вы сильно понервничали по какому-нибудь поводу?

— Я не нервничала! Повторяю: у меня все было хорошо!

— Ну… понимаете… — Врач, подыскивая правильные слова, поправила на светлых волосах шапочку в виде пилотки, которая делала ее похожей на стюардессу. — Теперь трудно сказать, что явилось причиной, но, знаете, иногда вообще невозможно понять, почему материнский организм отторгает плод. Некоторым женщинам приходится лежать все девять месяцев беременности.

— Если бы мне сказали, что надо лежать, я лежала бы! — окончательно разрыдалась Лера. — Но мне твердили, что все хорошо!

— Вам надо взять себя в руки, — заявила врач, — потому что исправить уже ничего невозможно. Вы еще достаточно молоды, и у вас обязательно будут дети.

— Мне уже тридцать четыре!