Творческая связь. Исцеляющая сила экспрессивных искусств

Когда в 1970‑е годы меня впервые пригласили поработать в Европе, я поставила перед собой цель развеять мои стереотипы о людях из других стран, такие как «французы ко всему подходят рационально», или «итальянцы необычайно эмоциональны», или «шведы спокойные и сдержанные». Поработав в этих странах, я обнаружила, что некоторые из этих обобщений справедливы. Климат, религия и привычки формируют определенные качества, проявляющиеся у многих представителей конкретного народа. (Подобно тому как и мнение, будто бы калифорнийцы постоянно улыбаются, имеет определенные основания.)

Впоследствии моя цель стала более релевантной: как я могу понять этих людей, поведение которых отличается от моего, и что можно предпринять, чтобы фасилитировать взаимопонимание? В Швеции мне пришлось побороть свое раздражение тем, что, казалось, должна была пройти целая вечность, прежде чем шведы начнут говорить то, что у них на сердце или в душе. Я освоила аккуратные, преисполненные терпения методы работы, позволявшие им отбросить сдержанность и почувствовать свою глубину. Во Франции передо мной встала задача создать такую среду, где участники могли бы выражать свои чувства наравне с мыслями. В Италии эмоциональные вспышки участников были настолько сильны, что мне пришлось применить все свои умения, чтобы помочь им заземлиться и центрироваться. И в этом процессе в целом я обнаружила свою собственную сдержанность, свои способы интеллектуализации и свою эмоциональность. В работе с представителями других культур и различных этнических групп я лицом к лицу столкнулась с собственными предубеждениями, расизмом и этноцентризмом. Личностное обогащение происходит за счет обнаружения связывающих всех нас глубинных человеческих качеств. А для этого требуются мудрость и смирение.

У меня в запасе много замечательных историй о моих приключениях в Европе и Японии, иллюстрирующих фасилитацию личностного роста и пробуждение природной креативности. Но в ходе данного обсуждения я хочу сфокусироваться на тех странах, которые находились под властью диктаторов. Я делаю это для того, чтобы показать и в теории, и на личных примерах, что применение экспрессивных искусств в человекоцентрированной среде имеет особую ценность для наций, пребывающих в отчаянии, порожденном деспотизмом. Экспрессивные искусства погружают людей в мир их воображения, метафорические образы, танец и звук. Это добавляет жизнестойкости и возвращает жизнь их лишенному жизненных сил духу. И хотя я помогаю людям сфокусироваться на их горе и отчаянии, существует также возможность снова испытать творческие, детские, преисполненные игры и надежды аспекты их я. Там, где смерть и трагические события принимают угрожающие размеры, есть потребность мечтать, воображать и вернуть себе веру в возможное.

Экспрессивные искусства в условиях латиноамериканских диктатур

В ноябре 1977 года я сообщила друзьям, что освободилась от всех профессиональных дел дома, чтобы отправиться в путешествие в Центральную и Южную Америку, причем не планируя ничего заранее. Я получила замечательный опыт от общения с коллегами в Мексике, Чили, Аргентине и Никарагуа. На каждой встрече я знакомилась с людьми, которые хотели организовать для меня воркшоп в другой стране.

Это были времена больших политических смут и волнений. Я приехала в Манагуа, столицу Никарагуа, через десять дней после убийства национального героя, оппозиционера Педро Хоакина Чаморро. Это преступление было совершено, очевидно, по приказу сына президента Сомосы.

Женщина, пригласившая меня в Никарагуа, приехала в аэропорт, чтобы сообщить мне о только что объявленной национальной забастовке. В воздухе витал дух революции, восстания против коррумпированного правительства. Мы ехали по опустевшим городским улицам, и на каждой крыше видели военных с готовыми к бою автоматическими винтовками. Каждый вечер наша женская группа тайно собиралась дома у одной из участниц. Воркшоп должен был заканчиваться до наступления комендантского часа, чтобы женщины могли спокойно вернуться домой. По общему признанию, им было страшно приходить и уходить, но они все же шли на этот риск{74}.