Творческая связь. Исцеляющая сила экспрессивных искусств

Натали: Откуда взялось это выражение: «четыре целебных снадобья»? Оно твое собственное?

Энджи: Да, именно так. Народы, в культурах которых такими снадобьями являются пение, танец, рассказывание историй и молчание, обычно задают такие вопросы: в какой момент жизни ты перестал петь? Когда ты перестал танцевать? Когда ты перестал испытывать очарование от рассказов? И когда ты начал чувствовать себя не в своей тарелке в сладостном пространстве молчания? Они спрашивают об этом, потому что в соответствии с их верованиями именно там и тогда, где и когда я перестал петь, танцевать, ощущать очарование от рассказов или тяготиться молчанием, я начал терять душу.

Натали: Это удивительно!

Энджи: Так что если я возвращаюсь к пению, танцу, рассказыванию историй и молчанию, то это похоже на работу по поиску души.

Натали: Когда ты говоришь о культурах этих народов, кого именно ты имеешь в виду?

Энджи: Это могут быть любые люди, образующие род или племя коренных представителей определенной культуры. В Африке племенные народы понимают мир именно так. Коренные народы Америки и Океании, включая австралийских аборигенов, майори и жителей островов Полинезии, рассуждают подобным образом. Во всех своих ритуалах и целительских практиках они описывают здоровье и благополучие как качества того, кто продолжает петь, танцевать, наслаждаться историями и любит сладостное пространство молчания. Мне кажется интересным, что большая часть художественного творчества протекает в молчании. Это выглядит как двойная связь.

Натали: Да, оно всегда представляется глубочайшим молчанием.

Энджи: Оно представляет собой трансцендентное время.

Натали: Когда находишься в группе из тридцати пяти человек, одновременно занимающихся экспрессивным искусством, получаешь опыт изумительного и глубочайшего молчания. Я называю это священным пространством. Иногда, бывает, даже приостанавливаю на несколько минут собственную экспрессивную художественную работу, чтобы просто «послушать» молчание, порожденное такой интенсивной, творческой сфокусированностью множества людей. Это удивительно. Так что, где бы и когда бы люди ни прекращали петь и танцевать…

Энджи: Там и тогда они теряют душу.

Натали: Сейчас я пытаюсь применить все это к собственной жизни. Например, я задумалась о том, когда же я перестала танцевать. Это произошло после замужества, тогда мне исполнился двадцать один год. Я должна была быть ответственной женой и матерью.

Энджи: Кстати, еще один момент поражает меня в твоей работе: она сфокусирована на людях, входящих в контакт с собственной психомифологией, а не фиксированных на собственной психопатологии.

Натали: Верно. Мы акцентируем как поиск моментов радости и игры в жизни, так и погружение в собственные проблемы.

Энджи: А психика представляет собой единство эроса и логоса, являющихся сущностями любви и мудрости. Мифология есть мифос, мечта жизни. Похоже, ты действительно учишь людей вновь соединяться с их эросом, или сущностью любви, и логосом – сущностью мудрости, ради жизненной мечты. Такая работа вдохновляет людей и дает им силы, потому что она не столь фиксирована на том, что не действует.

Натали: Много лет назад я почувствовала в себе потребность идти дальше лечения ран или устранения проблем. Я всегда жила в творческом окружении, где люди могли раскрыть свой потенциал полностью, а это гораздо больше, чем разрешать проблемы взаимоотношений или преодолевать профессиональные трудности. Это помогает людям заново открыть для себя радость и духовный экстаз.