— Как и Мэттью Рагби, — возразил он, — если б узнал, что кто-то изготовляет его фальшивки. У художников это дело принципа. — Он достал бумажник. — Четыреста. И ни пенни больше.
— Тогда мы оба зря тратим время, — неожиданно твердо заявила она и подошла к буфету, чтобы забрать картину. — Простите, что побеспокоила вас, мистер Хоули. Думаю, я обращусь к кому-нибудь еще.
— Лучшей цены вам нигде не дадут. Уж поверьте на слово.
— Увидим.
— Большинство дилеров вообще не захотят связываться с фальшивкой.
— Перестаньте называть ее фальшивкой, — возмутилась она. — Это режет слух.
— Четыреста пятьдесят.
— Может быть, все же подниметесь повыше?
— Это и так уже чистая благотворительность! Четыреста пятьдесят или ничего.
Мисс Плимптон задумалась. Потом еле слышно промолвила:
— Она и вправду большего не стоит?
В ее глазах было столько отчаяния, что Хоули смягчился. Не забывал он и том, что Виктор Флитвуд говорил о реальной цене картины. Упусти он ее сейчас, не видать ему больше прибыльных комиссионных от Флитвуда. Кроме того, если клиентка отнесет картину к честному дилеру, тот может распознать истину, и тогда она заподозрит, что они с Флитвудом были в сговоре. Последствия могут быть пренеприятные. Торговец антиквариатом угодил в ловушку. Мисс Плимптон уже обвязывала картину ленточкой, когда он остановил ее, ухватив за запястье.
— Пятьсот фунтов, — выдохнул он. — А не хотите, как хотите.
Виктор Флитвуд был очень доволен тем, как все удачно сложилось. Запирая после работы галерею, он мысленно поздравил себя — дельце прошло как по нотам. Благодаря своему чутью и хватке он приобрел картину в десять раз дешевле, чем та реально стоит. Даже за вычетом комиссионных Тому Хоули, выгода изрядная. Впрочем, он пока не будет торопиться с продажей «Лидского замка». Картина Мэттью Рагби присоединится к его домашней коллекции, чтобы он, пусть и на время, мог ощутить себя ее полновластным владельцем.
Был час пик, и прошло немало времени, пока его такси, наконец, подъехало к «Антиквариату Хоули». Расплатившись с водителем, он заглянул в окно и увидел своего приятеля, который задумчиво пускал в потолок сигаретный дым, изучая недавнее приобретение. Флитвуд вошел в магазин.
— Итак, вы ее заполучили? — сказал он с довольной усмешкой.
— В итоге да, — ответил Хоули.
— Как это понимать?
— Старая перечница не хотела отдать ее меньше, чем за пять сотен.
— Пять? Я же вам сказал не подыматься выше четырех.
— Вы ведь хотели эту картину, верно?
— Да, но с максимальной прибылью.
— Что вам какая-то сотня, Виктор? Ей позарез нужны деньги. А вам нет. Бедолага и так рассчитывала, что выручит гораздо больше. Они с сестрой ее до последнего придерживали, как козырь. Ну, расклад вышел не самый для них удачный.
— Похоже, что так, — раздраженно сказал Флитвуд. — И теперь она наша. «Лидский замок» Мэттью Рагби. Эдвардианского Констебля.
— Он что, был полицейский?
— Боже, какой кретин! Нет, конечно. Его часто сравнивают с Джоном Констеблем. Как вы вообще умудряетесь этим зарабатывать, если ни черта не смыслите в искусстве?
— Смыслю-то я побольше, чем те олухи, что сюда приходят.
Флитвуд ехидно хмыкнул.
— Вроде нашей мисс Плимптон?
— Овечка на заклание.
— Довольно милая старая овечка, я бы сказал, но в нашем деле нет места сантиментам. Ну ладно, дайте-ка ее сюда, — сказал он, поднимая картину. — Хочу на нее полюбоваться.
Виктор Флитвуд с удовлетворением кивал, изучая пейзаж. Все характерные приемы Мэттью Рагби налицо. Хоули заглядывал ему через плечо, сияя глупой улыбкой. Но длилась эта радость недолго. Флитвуд напрягся, его скрутило от злости и он яростно заорал:
— Вы выложили пять сотен вот за это!
— Ну да.
— Идиот! Кретин!
— Да вы о чем?
— Вот об этой картинке. Это подделка.
— Вы же сами говорили — подлинник, подлинник.
— Так и было, когда я смотрел ее у себя в галерее. Я абсолютно уверен.
— Значит, вы все же ошиблись.
— Я никогда не ошибаюсь.
— Тогда как вышло, что это пустышка?
Виктору Флитвуду понадобилось всего несколько секунд, чтобы все осознать.
— Нас надули, Том, — прорычал он. — Она играла в ту же игру и выиграла. Картину она подменила, когда ехала сюда, это ясно. Хитрая старая ведьма! Овечка, говорите? Мисс Джеральдина Плимптон отнюдь не овечка. Это нас она остригла наголо — чисто и быстро.
Эдгар все еще стоял за мольбертом, когда она вернулась домой. Он слышал, как она весело напевает, входя в прихожую. Добрый знак. Он потянулся за тряпкой, чтобы вытереть кисточку. Она впорхнула в комнату с картиной под мышкой, в коричневой оберточной бумаге, с розовой ленточкой. Она излучала радость, как весенняя пташка. Эдгар подошел ее поцеловать.
— Почем на сей раз? — спросил он.
— Пять сотен ровно.
— Не так плохо за полдня работы.
— Ты же ее все же не полдня рисовал, а чуть подольше, — напомнила она. — Ты молодец, Эдгар.
— И кто я был сегодня?
— Мой покойный братец.
— Это что-то новое. В прошлый раз я был умирающий папенька.
— Никакой ты не братец и не папенька, — нежно сказала она. — Ты мой эдвардианский Констебль. Мы с тобой отличная пара, во всех смыслах.