Творчество и революция – строго по Камю. Постсоветская левая молодёжь в поисках новой культуры и новой идеологии

Цветков настаивает на необходимости новых революционных практик, на радикальном разрыве с тред-юнионистско-социал-демократическо-коммунистической традицией легальной массовой деятельности как традицией, откровенно себя не оправдавшей: «Революционер – это субъект, переживший разрыв общественного договора, тем самым он становится аморальным с точки зрения институтов современного общества, т.е. революционер имеет санкционированное новым коллективом и осуждаемое старым коллективом право на любые формы социальной мимикрии ради необратимого уничтожения таковой как явления» (там же, стр. 14); «Голосовать глупо. Если бы выборы что-то меняли, их бы на всякий случай запретили. Ходить на оппозиционные митинги, слушать там чужих взрослых людей, мечтающих рулить историей и купаться в шампанском, – глупо. Их преобразования отличаются от революции тем же, чем «секс по телефону» отличается от ночи, проведенной с любимой.

Купить пистолет и распылитель. Пистолет для самообороны, а распылитель для превращения скучных городских стен в наглядные пособия» (там же, стр. 23).

Новые революционные технологии, говорит Цветков, дезорганизуют врага: «Протест – это когда ты, не стесняясь, называешь врага его именем. Никакие соображения «стратегии» больше не мешают. Сопротивление – это когда враг не может знать, не может назвать твоего имени, потому что такого имени в его лексиконе нет, когда ты не оставляешь врагу шанса» (там же, стр. 114). У буржуазного государства эпохи постмодернизма просто нет методов отличить партизана от не-партизана – пока тот жив (или социально жив, то есть активен в подполье): «Разрушение есть созидание. Созидание есть восстание. Атака и исчезновение. «Социальный камикадзе» – определят партизана специалисты, ответственные за порядок на кладбище. У него всегда найдется алмазно-чистой ультралевой кислоты брызнуть в глаза фарисеям от социологии, фарисеям от экономики, фарисеям от психиатрии. Фарисей это и есть специалист, т.е. персонаж, для которого метод изучения дороже предмета изучения» (там же, стр. 118). Партизан навязывает буржуазному государству свои правила игры и свою логику: «Антигерой настаивает на вечных методах ведения поединка. Против него не действуют референдумы и импичменты. Он нелегитимен. Героя выбирают. Антигерой приходит сам» (там же, стр. 135).

Цветков настаивает на том, что только путем эксперимента, путем проб и ошибок, совершаемых активным революционным субъектом, можно выяснить, какие методы сегодня действенны, а какие – нет: «Восстание не нуждается ни в каких внутренних причинах, можно назвать сотни “революционных ситуаций”, не разрешившихся ничем, и десятки восстаний, начавшихся без всяких для того “условий”» (там же, стр. 111). Цветков убежден также в педагогической, воспитательной и образовательной роли революции: «Революция – высшая и единственная сегодня форма образования, ибо только она позволяет пережить любому из нас тот истинный (бессловесный, наднациональный и сверхиндувидуальный) опыт, который ранее был доступен человеку в результате инициации» (там же, стр. 7).

Поэтому в книге Цветкова много по сути практических рекомендаций (в конце концов такая книга без практических революционных рекомендаций, в соответствии с логикой Цветкова, была бы именно «искусством», то есть иллюзорной формой деятельности, мусором, просто текстом, то есть чем-то, противостоящим реальности, практике, революции: «Там, где кончается текст, начинается Революция» (там же, стр. 15), – говорит Цветков).

«Как достойно ответить агентам либерализма на столь милом им языке экономических цифр?» – спрашивает Цветков. И отвечает: «До тех пор пока терпеть ваши пикеты, протесты, митинги будет выгоднее, чем выполнять ваши требования, экономические животные вас не услышат и не поймут. Переходите на их язык.

Что может стать источником ущерба? Представьте себе, после вашей демонстрации остаются выпотрошенные ларьки и супермаркеты, персонал этих заведений, как только перепуганная охрана сбежит, с удовольствием поучаствует в вашем праздничном погроме витрин капиталистического изобилия, недоступного «неудачникам». Перевернутые машины «сильных мира сего», разгромленные редакции «четвертой власти», стихийная конфискация банковских хранилищ плюс затраты на лечение милиционеров, секьюрити и прочих псов закона, у которых не хватит солидарности, чтобы держаться подальше от коллективного гнева, которые посмеют преградить вам дорогу со своим жалким оружием» (там же, стр. 67).