Базилика Сан-Витале в Равенне — еще одна великая церковь, построенная во время правления Юстиниана и освященная через десять лет после Софийского собора — была гораздо скромнее размерами, но не уступала ему в убранстве. Повсюду Юстиниан строил более крупные храмы — это и базилика Святого Иоанна Богослова в Эфесе (Турция), и Новая церковь Богородицы на горе Сион в Иерусалиме. Ни одна из этих церквей не уцелела, однако представление об их пышности сохранилось во внутреннем убранстве Сан-Витале. В конхе{8}
апсиды золотая мозаика изображает восседающего на сфере Христа в окружении святых, в том числе и святого Виталия, на фоне райского пейзажа, среди лилий и павлинов, гуляющих по зеленой траве. Мозаики нижнего яруса апсиды представляют мирские сцены — императорские процессии. Император Юстиниан стоит рядом с епископом Равеннским Максимианом, его правой рукой в западной империи и непосредственным участником строительства базилики Сан-Витале. Слева от императора грозно толпятся воины, ясно показывая, что если Юстиниану не удастся утвердить свою власть и православную христианскую веру одним лишь духовным убеждением, воплощенным в его вытянутой, словно парящей в воздухе фигуре, то будет применена сила.Диптих «Христос и Мария». Около 550. Слоновая кость. 29,5 × 13 см (каждая створка)
Юстиниан держит в руке золотую корзину, чтобы раздавать хлеб во время христианского обряда евхаристии, а расположенная напротив него императрица Феодора держит золотой потир с вином. Кажется, что они сами присутствуют на церковном обряде, но в действительности императорская семья никогда не посещала Равенну. Эти образы транслируют императорскую власть в их отсутствие. На Феодоре надето расшитое золотом пурпурное одеяние и усыпанная драгоценными камнями диадема. Слуга приподнимает занавес, показывая богато украшенный фонтан, а одна из царских приближенных воздевает руку лишь для того, чтобы продемонстрировать надетые на ней драгоценный браслет и кольцо. Этот богатый спектакль призван произвести впечатление на провинциальный город и напомнить тем, кто еще не забыл годы, когда Равенна была столицей остготского государства, павшего в 540 году, за семь лет до освящения церкви Сан-Витале, что их время безвозвратно ушло.
В апсиде Сан-Витале Христос показан в образе императора, облаченного в пурпурные одежды, восседающего на сфере и протягивающего корону святому Виталию. Как и на более ранних изображениях времен Юния Басса, Иисус представлен безбородым, большеглазым, темноволосым римлянином, который беззаботно держит корону и свиток с заветом, — этот образ не имеет ничего общего с образами Христа последующих веков. Хотя ко времени Юстиниана христианское искусство во многом уже оторвалось от своих римских корней, узнаваемый облик Иисуса и Девы Марии еще окончательно не сложился. На резном изображении из слоновой кости, созданном в Константинополе в середине VI века, Христос показан бородатым, с широким сплюснутым носом, «боксерскими» ушами и меланхолическим взглядом, как у греческого речного бога; а Дева Мария — пухленькая и довольная собой римская матрона с курчавым римским мальчиком на руках. С точки зрения будущих поколений, они выглядят скорее пародийно.
Богородица на троне в окружении святого Феодора Тирона, святого Георгия и ангелов. Конец VI — начало VII в. Энкаустика, дерево. 68,9 × 47,9 см
Однако в течение столетия всё изменилось. Мозаики и живописные изображения Христа и Девы Марии обрели новый и определенно неримский духовный смысл. Самые ранние из этих картин, или икон (от греческого слова «эйкон» — «образ»), дошедшие до нас, хранились в монастыре Святой Екатерины, среди красных песков пустыни у подножия горы Синай в Египте. На одной из небольших живописных панелей изображены тесно сгрудившиеся фигуры — Мадонна с Младенцем и охраняющие ее святые: святой Феодор Тирон и, вероятно, святой Георгий, — а позади два ангела с благоговейным трепетом взирают, как рука Господня проливает свет на эту сцену. Святые с легкой улыбкой смотрят прямо на нас. Взгляды Марии и Младенца задумчиво устремлены в сторону, лица выражают тайное знание. Синайская икона выглядит одновременно и старой, и новой. Любопытные ангелы своими живыми реакциями еще напоминают греческих танцоров, но Мадонна и святые исполнены уже иного смысла — знания о христианстве и ревностном обете спасения.