Творение. История искусства с самого начала

Самый незаурядный отклик константинопольский стиль нашел в северных странах в конце X века, после обращения в христианство восточнославянских народов. Христианство было признано официальной религией Киевской Руси князем Владимиром (чьи послы были так восхищены убранством собора Святой Софии), который укрепил связи с Константинополем, женившись на Анне, сестре византийского императора Василия.

Одним из наиболее почитаемых образов, пришедших на Русь из Византии, стало небольшое изображение Богородицы с Младенцем XII века, исполненное необычайной нежности: эта икона хранилась в городе Владимире и поэтому называется «Богоматерь Владимирская» (Владимирская икона Божией Матери). Для владимирских иконописцев она стала иконографическим типом, названным «Умиление»: голова матери печально и заботливо склоняется к сыну. В ней воплотился совершенно не римский дух человеческого сочувствия, одухотворенного знания, который когда-то, сотни лет назад, впервые появился на синайских иконах и неустанно копировался художниками.

Вслед за этой иконой-талисманом на Русь потянулись греческие иконописцы, они медленно продвигались на север, попутно создавая в церквах большие стенные росписи и получая за это вознаграждение. Один из таких странствующих иконописцев, Феофан, приобрел известность, выполняя росписи, которые выглядели как смальтовые мозаики из константинопольских храмов. Эффект мозаичных бликов создавали короткие мазки: в конце концов, носить с собой краски было намного легче, чем перемещать целый мозаичный цех. Феофан Грек прославился образом Христа Вседержителя в куполе церкви Спаса Преображения в Новгороде, еще одном великом городе Руси.

И всё же наивысшего расцвета византийский иконописный стиль достиг в работах ученика Феофана, Андрея Рублева, монаха, который бо́льшую часть своих работ создал в окрестностях Москвы и умер там же, в Андрониковом монастыре, в 1430 году. С его именем связывают список с Владимирской иконы Божией Матери, заменивший оригинал, когда икону увезли в Москву, однако переданная художником глубина и широта человеческой души, страдание и надежда на спасение выводят его творение далеко за пределы византийской традиции. Изображения архангела Михаила, святого Павла и Христа, написанные им для иконостаса, были обнаружены в Успенском соборе в Звенигороде и, вполне возможно, были созданы там же. Христос Андрея Рублева, сбросивший с себя последние черты заимствованной римской властности, смотрит прямо на нас с человеческим достоинством и состраданием. Его прямой взгляд — отголосок самых ранних религиозных изображений, настенной живописи баптистерия и синагоги Дура-Европос с их прямодушным призывом к верующим. Этот сердечный призыв обрел похожее выражение в религиозных образах по всему миру — образы Рублева ближе к изображениям Будды, чем к официальным римским портретам и их византийским наследникам.

Андрей Рублев. Спас, из деисусного чина (деталь). Начало XV века. Темпера, дерево. 158 × 105,5 см. Третьяковская галерея, Москва

В то время как Андрей Рублев менял облик христианской живописи на славянском севере, сам Константинополь приходил в упадок. За двести лет до этого его уже захватывали крестоносцы, и многие сокровища города были разграблены, так что и столетие спустя один из императоров жаловался, что в сокровищнице ничего не осталось, «кроме воздуха, пыли и, так сказать, эпикуровых атомов»[141]. Вдобавок постоянно присутствовала угроза со стороны Османской империи на востоке. К 1453 году, когда турки-османы наконец взяли град Константина, византийская культура уже была широко рассеяна по разным странам, распространившись вместе с православным христианством в Болгарии, Сербии и на Руси. За некоторыми заметными исключениями, в частности, это касается фресок и мозаик церкви монастыря Хора в Константинополе, энергия Византии оказалась перенесена за ее пределы.

Начиная со своего первого робкого появления в катакомбах Рима и баптистерия в сирийской пустыне образы христианства прошли долгий путь. Они распространились не только на славянский север, но и дальше на запад, к суровым берегам Ирландии и Англии, и на юг, вглубь Африки, в Египет, через Сахару к побережью Гвинеи и через Нубию в Эфиопию. Казалось, они стали неизмеримо далеки от своих древнеримских истоков; и всё же одна из величайших трансформаций христианской системы образов, совершавшаяся в городах и селениях Апеннинского полуострова, основывалась именно на возвращении к римским и греческим корням, на «возрождении» античности (как это будет названо значительно позже) и на новой вере в природу и видимый мир.

Глава 9. Имя пророка