5. При этом я удивляюсь тому, что не нашлось ни одного философа, Который бы обнаружил местопребывание и обитель высшего блага. 6. Они ведь могли бы рассуждать следующим образом. Что бы ни было высшим благом, необходимо, чтобы оно было доступно для всех. Возьмем [для примера] наслаждение, которое жаждется всеми. Но оно общее у нас с другими животными, к тому же не имеет силы достоинства, достигает пресыщенности, приносит, будучи чрезмерным, вред, уменьшается с течением времени, и многие его не достигают. Ведь кто лишен богатств, число которых велико, неизбежно лишен и наслаждения. Стало быть, наслаждение не только не является высшим благом, но и благом вообще.' 7. Что же нам сказать о богатстве? Еще более оно не является высшим благом. Ведь оно выпадает на долю весьма немногих и по большей части случайно, часто его стяжают бездельники и подчас преступным образом. К тому же оно жаждется теми, кто его уже имеет. 8. Ну, а как же сама власть? И она не является высшим благом. Ибо не все люди могут властвовать, а необходимо, чтобы всем людям было доступно высшее благо. 9. Следовательно, мы должны искать что‑то такое, что было бы доступно для всех. Неужели добродетель? Нельзя отрицать, что она является благом и, разумеется, благом для всех. Но если она не может быть благостной, поскольку сила ее и природа проявляются в выносливости, она не полностью является высшим благом. Будем искать иное. 10. С другой стороны, нельзя найти ничего прекраснее добродетели и ничего достойнее мудрости. Ибо если следует избегать пороков из‑за их безобразия, то к добродетели следует стремиться из‑за ее красоты. Что же? Но разве может случиться так, чтобы то, что является благом, то, что является достойным уважения, было лишено вознаграждения и воздаяния и было столь бесплодным, что не приносило бы никакой выгоды? 11. Тот великий труд, те усилия, то сопротивление злу, которым наполнена эта жизнь, необходимо должны вести к еще большему благу. 12. Но что это, о чем мы говорим? Разве [же это] наслаждение? Но ведь из достойного уважения не может родиться ничего позорного. Неужели богатства? Неужели власть? Но и они тленны и преходящи. Неужели слава? Неужели почет? Неужели память об имени? Но все это заключено не в самой добродетели, а в оценках и суждениях других.
13. К тому же добродетель часто и ненавидима, и подвержена злу. То благо, которое порождается ею, должно быть так связано с ней, чтобы нельзя было их разорвать или разделить. Очевидно, что высшим благом является не что иное, как то, что является собственностью добродетели, и то, к чему нельзя ничего ни прибавить, ни от которого нельзя и ничего убавить. 14. Что же [мы скажем] насчет того, что обязанность добродетели заключена в презрении всех тех благ? Ведь ни жаждать, нидомогаться, ни любить наслаждения, богатства, власть, почет и все то, что считается благом и что делают другие, охваченные жадностью, и есть собственно добродетель. 15. Стало быть, она приносит что‑то другое, более возвышенное и превосходнейшее. Ибо нет смысла ей противостоять тем сущим благам, если она не ведет к тому, что лучше и более истинно. 16. Не будем же терять надежду на то, что это [благо] можно отыскать, прежде употребив к этому всю силу размышления, ибо награда будет не проста и весьма серьезна.