Творения

В деятельности Собора принимало участие большое число греческих монахов, из которых одни были из греческих монастырей в Италии, а другие оказались на Западе, бежав от арабов — мусульман из Африки и Ливии. Подпись Максима появляется в Libellus Собора, как и подпись двух его сподвижников[1856] — Анастасия — апокрисиария и Анастасия — монаха[1857]. Впрочем, Максим, хотя многие исследователи называют его одним из главных вдохновителей и богословских экспертов Собора, видимо, во время самого Собора держался в тени; по крайней мере, среди выступавших его имени нет. Тем не менее, поскольку основные материалы Собора были написаны на греческом и лишь потом переведены на латынь[1858], не приходится сомневаться, что Максим принял деятельное участие в их составлении. Ридингер предположил, что Собор был созван, по сути, не для дискуссии и всестороннего рассмотрения вопроса о ереси, а для того, чтобы подтвердить латинскую версию уже подготовленных к тому времени и переведенных с греческого деяний, написанных еще во времена понтификата папы Феодора (который и сам был греком). По мнению Ридингера, эти материалы были составлены Максимом. Как бы то ни было, на Соборе действительно не было обсуждения или дискуссий с выражением различных точек зрения, как впоследствии на VI Вселенском соборе.

Доказанным считается и то, что цитаты из отцов, подтверждающие православную точку зрения, как и цитаты из осуждаемых еретиков, приведенные во время шестой сессии Собора, были собраны Максимом, так как они впервые появились в его Tomus Spiritalis (ТР 15)[1859]. Как замечает Нейл, скорее всего и обширный флорилегий, состоящий из 123–х цитат, поддерживающих диофелитскую позицию, а также 42–х цитат из монофелитов, осужденных канонами Собора, был во многом (по крайней мере, в части греческих источников) составлен Максимом[1860]. То есть Латеран, без сомнения, был детищем Максима.

Его особое отношение к Собору видно и из послания, написанного им вскоре по завершении Собора (ГР 11), где он перечисляет Латеран- ский собор в одном ряду с пятью Вселенскими, восхваляя одновременно Римскую Церковь: «Ибо все пределы обитаемой земли… смотрят… на святейшую Церковь римлян, на ее исповедание и на ее веру, получая от нее сияющую славу святых догматов отцов, — догматов, которые были положены в основание во всяком благочестии и полноте шестью святыми Соборами, вдохновенными Господом и исходившими от Него, и провозглашены в наиболее ясных словах Символа веры»[1861] (ГР 11,137D).

Ларше замечает в связи этим отрывком, что «преподобный Максим рассматривает этот Собор [т. е. Латеран] как VI Вселенский собор, равный тем пяти, которые установили опоры православной веры»[1862]. Мы не будем касаться тем первенства Римской кафедры и папской непогрешимости, которые также появляются в этом послании[1863], и которые достаточно подробно разбирает Ларше, полемизируя с учеными — католиками, выводящими из этого послания Максима, что он верил в примат Рима в современной католической интерпретации. Нас, в связи с постановкой вопроса о значении Лате- рана для Максима, интересует не это расхождение Ларше с учеными- католиками, а то, в чем он, судя по приведенной цитате, выразил с ними согласие, а именно, их мнение, что для Максима Латеранский собор был VI Вселенским. Вот что пишет, например, по этому поводу Ж. — М. Гарриг, с которым по вопросу отношения Максима к римскому примату полемизирует с Ларше: «Латеранский собор 649 г. в глазах Максима обладал той же ценностью, что и первые пять Вселенских соборов. Это показывает, что, по его мнению, в исключительных обстоятельствах Собор, проходящий на вселенском уровне… и собирающийся вокруг Римского папы — хранителя исповедания апостола Петра, при необходимости может обладать статусом Вселенского собора, даже если Восточные патриархи отказались принять в нем участие и не признали его»[1864]. Вероятно, для Гаррига подобное утверждение со ссылкой на Максима Исповедника имеет далеко идущую апологетическую цель — не только утверждения теории римского примата, но и оправдания практики Рима, сложившейся после его отпадения от Вселенской Церкви, созывать «Вселенские соборы» (разумеется, без участия Восточных патриархов) исключительно по инициативе Римского папы.

Нас, однако, интересует не поздняя практика Рима, а факт перечисления Максимом Латеранского собора в ряду пяти Вселенских. Контекст ГР 11 не дает оснований сомневаться, что для Максима Ла- теранский собор обладал таким же авторитетом, как пять Вселенских соборов. Таким образом, утверждение Гаррига на первый взгляд безупречно. Однако в нем есть один спорный нюанс.