Творения

Именно это, продолжая, он делает более наглядным, говоря: «Но мне и потому кажется, что ни одно из здешних благ ни надежно для людей, ни долговременно, — хотя если что и затеяно прекрасно искусником — Словом и всяк ум превосходящей Мудростью[2484], так это, — что видимые [вещи] разыгрывают нас, переменяясь и [нас] переменяя то так, то этак, и вверх, и вниз носясь и обращаясь, и прежде, чем быть схваченными, уходя и ускользая, чтобы, усмотрев в них непостоянство и неровность, мы переключились бы на будущее. Ведь что бы творили мы, будь наше благополучие устойчивым, когда и при том, что оно таковым не пребывает, мы настолько к нему привязаны, и нас так поработили [обусловленные] им удовольствия и иллюзии, что мы и помыслить не можем ничего, что было бы лучше и возвышеннее настоящего, и это при том, что слышим и веруем, что произошли по Образу Бога, существующему выше и к Себе влекущему?»[2485] {147} И опять — в Слове к горожанам, говоря: «Чтобы мы сознавали себя ничем перед истинной и первой Мудростью, но всегда бы склонялись к Нему одному, и искали бы озарений сияниями оттуда; или [потому, что] через неровность видимого и обращающегося Он переводит нас к устойчивому {148} и пребывающему»[2486].

Стало быть, как я думаю, Учитель дает в тех словах объяснение отнюдь не за возникнование человечества отвечающей причины, но, как сказано {149} — бедствия {149а}, привнесенного за счет преступления в нашу жизнь после возникновения [ее] {150}, как это очевидно для наиболее ревностно и старательно занимающихся Божественными его писаниями. Ведь посредством этих слов он представляет нам причину второго [то есть бедствия], — откуда, за счет чего {151}, зависимостью отчего [или кого] (сф’ ф) [обусловлено] и ради чего [или кого] оно, — указывая на устраивающееся мудро посредством него Богом наше спасение; а намекая на значение первого [то есть возникновения человечества] для таинства {152}, [обусловленное] которым [человечество] возникло {152а}, пользуется другим оборотом (тропосом) речи, делая явной свою относящуюся к этому благочестивую цель, как [она] обнаруживается в его Слове на Рождество, — говоря: «Итак, ум и (чувственное) восприятие, столь разделенные друг с другом, уже стали в своих пределах и несли в себе [образы] величия Создателя- Слова, — молчаливые певцы и пронзительные глашатаи величия дел [Его]; но еще не было смеси из обоих, ни смешения противоположных, признака большей мудрости и расточительности в отношении природ, то есть не все богатство благости [ещё] было ведомо. Это‑то захотев продемонстрировать, и создает из обоих (говорю о видимой и невидимой природах) искусник — Слово одно животное — человека; и из вещества, ставшего прежде ипостасным, взяв тело, а от Себя вложив жизнь (что Слово {153} знает как умозрящую душу и образ Божий), как бы некий второй мир — в малом великий — ставит на земле, иного ангела, смешанного [из разных естеств Своего] поклонника»[2487], и далее [по тексту]. А в Слове на Светы[2488]: «Поскольку же таким [образом существуют] эти [Три], или это [Одно], надлежало же не ограничиваться поклонению только вышними [поклонниками], но быть каким‑то поклонникам и внизу, чтобы всё [творение] наполнилось славой Божией (раз уж [оно] Божие), [то] и ради этого творится человек рукою Божией и образом [Его] награжденный»[2489] {153а}.

Достаточно, на мой взгляд, и этого (пусть и не многого) для настроенного не только поспорить и считающего не одно только сражение показателем [того, кто прав], чтобы целиком обнаружилась мысль Учителя о сказанном. Если же [кто] ещё возражает, что как [же] Учитель [в таком случае] назвал нас частицей Бога, то выше об этом уже многообразно дан отчет (логос).