Творения

Вот кто водит и морочит свой народ.
Златом сорит каждой ночью во всех притонах у ворот.
Холодая, голодая, стоит войско в диком поле.
Знать, гречанка молодая отняла у князя волю.
Золотое в золоченом вознесли мы чаши с влагой,
Отдавайся же с отвагой пляскам, неге наученным.
Пляши с нами, о Аспарух! Иди за нами, о Аспарух!
Побежденный не студеным
Губ прижатьем девы младшей,
Отдавайся же смущенным
Пляскам тайны с девой падшей.

(Увлекают Аспаруха за собой.)

V

Начальник города. Где Аспарух? В каком притоне отдыхает он от своих подданных? Его войска взбесились и хотят идти на приступ. У ворот кто-то убит. Где Аспарух? В какой трущобе скрывается он от своих подданных? Уж три стрелы лежат у храма Дианы

VI

Лют. На седла, воины! Вперед. Пусть все решит военный жребий.

Начинается сражение.

1-й воин

На днях хвалился эллин
Привратника дать место Аспаруху.

2-й воин. А кто-то принес перстень и меч и говорил, что это вещи Аспаруха. Эллины дерутся отчаянно. Но жребий вынут. Но кто это в развевающемся плаще бежит через пустырь? Он кричит: «Где мои войска, где мой конь?»

Аспарух

Столпитесь же вокруг меня, держащие луки наготове.
Приговор мне ведом.
Слетайтесь же ко мне, стрелы,
Как стрижи на вечерний утес.
Я буду стоять как вечерний утес,
Закутанный и один, мертвого же меня
Не бросайте, но отвезите к великим порогам.
Я закрываюсь плащом и жду.

Жрец (протягивая руку). Мужайся, Аспарух!

Воин. Зашатался и упал, и разъезжаются по своим местам.

1911

226 . Мирсконца

I

Поля. Подумай только: меня, человека уже лет 70, положить, связать и спеленать, посыпать молью. Да кукла я, что ли?

Оля. Бог с тобой! Какая кукла!

Поля. Лошади в черных простынях, глаза грустные, уши убогие. Телега медленно движется, вся белая, а я в ней точно овощ: лежи и молчи, вытянув ноги, да посматривай за знакомыми и считай число зевков у родных, а на подушкенезабудки из глины, шныряют прохожие. Естественно я вскочил, — бог с ними со всеми! — сел прямо на извозчика и полетел сюда без шляпы и без шубы, а они: «лови! лови!»

Оля. Так и уехал? Нет, ты посмотри, какой ты молодец! Орел, право — орел!

Поля. Нет, ты меня успокой, да спрячь вот сюда в шкап. Вот эти платья, мы их вынем, зачем им здесь висеть? Вот его я надел, когда был произведен, — гм! гм! дай ему царствие небесное, — при Егор Егоровиче в статские советники, то надел его и в нем представлялся начальству, вот и от звезды помятое на сукне место, хорошее суконце, таких теперь не найдешь, а это от гражданской шашки место осталось, такой славный человек тогда еще на Морской портной был, славный портной. Ах, моль! Вот завелась, лови ее! (Ловят, подпрыгивая и хлопая руками.) Ах, озорная! (Оба ловят ее.) Все, бывало, говорил: «Я вам здесь кошелек пришью из самого крепкого холста, никогда не разорвется, а вы мой наполните, дай бог ему разорваться!» Моль! А это венчальный убор, помнишь, голубушка, Воздвиженье? Так мы все это махоркой посыплем и этой дрянью, что пахнет и плакать хочется от нее, и в сундук положим, запрем, знаешь, покрепче и замок такой повесим хороший, большой замок; а сюда, знаешь, подушек побольше, дай периновых — устал я, знаешь, сильно, — чтобы соснуть можно было, что-то сердце тревожно: знаешь, такие кошки приходят и когти опускают на сердце, сама видишь все неприятности: коляска, цветы, родные, певчие — знаешь, как это тяжело! (Хнычет.) Так если придут, скажи: не заходил и ворон костей не заносил, и что не мог даже никак прийти, потому что врач уже сказал, что умер, и бумажку эту, знаешь, сунь им в самое лицо и скажи, что на кладбище даже увезли проклятые и что ты ни при чем и сама рада, что увезли, бумага здесь главное, они, знаешь, того, перед бумагой и спасуют, а я… того (улыбается) , сосну.

Оля. Родной мой, заплаканы глазки твои, обидели тебя, дай я слезки твои этим платочком утру! (Поднимается на цыпочки и утирает ему слезы.) Успокойся, батюшка. Успокойся, стоит из-за них, проклятых, беспокоиться, улыбнись же, улыбнись! На, рябиновку налью: вот выпей, она помогает, вот мятные лепешки, и свечку возьми в черном подсвечнике, он тяжелее.

Звонок.