Творения

Когда Констанций, увлекаемый войною против Магненция, должен был переехать на Запад, тогда кесарем Востока объявил он Галла [ ^[162]], который и в то время соблюдал благочестие, и после, до конца жизни был благочестив. Этот случай расположил Юлиана рассеять спасительный страх души, и он с предосудительною самонадеянностию начал домогаться царского скипетра: обходя Элладу, выискивал провещателей и гадателей — с намерением узнать, сбудется ли его желание. Наконец он напал на человека, который обещал ему предсказать это. Приведши Юлиана в одно идольское капище, тот человек указал ему место внутри самого святилища и начал вызывать лукавых демонов. Когда же демоны явились в обыкновенном своем виде, ужас невольно сообщился Юлиану и заставил его положить на челе крестное знамение [ ^[163]]. Увидев это знамение Христовой победы и собственного поражения, они мгновенно исчезли. Волшебник узнал о причине их бегства и стал укорять Юлиана, но Юлиан признался ему в своем испуге и при этом выразил изумление, как велика сила креста, если демоны не устояли перед его изображением и разбежались. Не думай так, добрый человек, отвечал обманщик, они ушли не по боязни, как ты говоришь, а по отвращению к тому, что сделано тобою. Обольстив таким образом этого бедняка, он ввел его в таинства и исполнил беззакониями. Страсть сделаться царем совлекла с несчастного ризу благочестия. Впрочем, Юлиан, даже и приняв правление, долго еще скрывал свое нечестие, потому что боялся особенно проникнутого благочестием войска. Оно сперва освобождено было от древних заблуждений всехвальным Константином и от него же получило урок истинного учения, а потом посеянные в нем родителем семена веры еще более утвердили его дети. Если Констанций, обманываемый управлявшими им людьми, и не принимал слова «единосущный», то по крайней мере искренно исповедовал его значение, потому что Бога–Слово называл Сыном, истинным рожденным от Отца прежде веков, и явно отвергал дерзавших называть Его тварию, а идолопоклонство воспрещал решительно. Припомним и другой достохвальный поступок Констанция, вполне доказывающий его ревность в делах веры. Во время войны с Магненцием, он собрал все войско и увещевал воинов принять святое крещение. «Нам неизвестен конец нашей жизни, — говорил он, — особенно же в сражении, когда со всех сторон летят тысячи стрел, дротиков и копий, когда грозят насильственною смертию удары мечей, сабель и другого оружия. Посему каждый необходимо должен облачиться в ту вожделенную одежду, в которой мы будем очень нуждаться на том свете. А кто не расположен теперь возложить на себя это одеяние, тот пусть оставит войско и возвратится домой; я не хочу сражаться вместе с неосвященными».

Глава 4. О возвращении епископов из ссылки

Понимая все это очень ясно, Юлиан отнюдь не открывал душевного своего нечестия — даже чтобы приобресть общее благорасположение, повелел сосланных Констанцием и рассеянных по пределам государства епископов возвратить, каждого в свою церковь. В силу этого–то повеления святой Мелетий возвратился в Антиохию, а всехвальный Афанасий — в Александрию. В то время Иларий, Евсевий Италийский, и Люцифер — пастырь острова Сардинии, находились в египетской провинции Фиваиде, куда заточил их Констанций. Собравшись с другими, единомышленными себе (епископами), они признали нужным позаботиться о водворении в церквах единства и согласия, потому что, кроме внешних нападений на церкви со стороны противников по учению, происходила борьба и в недрах самых церквей. Так, в Антиохии православный народ распался на две партии: приверженцы всехвального Евстафия, отделившиеся еще прежде, собирались на богослужение особо, а отступившие от арианского общества вместе с дивным Мелетием совершали богослужение опять особо в так называемой старой церкви. Между тем обе эти партии одинаково исповедовали веру, ибо та и другая с равным усердием стояла за символ изложенного в Никее учения. Разделяла их только взаимная вражда и привязанность каждой к своему предстоятелю, и раздор не окончился даже смертию одного из тех епископов. Евстафий умер еще прежде, чем рукоположен был Мелетий, но когда православные, по изгнании Мелетия и рукоположении Евзоя, отделились от общения с неправомыслящими, евстафиане не согласились соединиться с ними. Поэтому собравшиеся с Евсевием и Люцифером хотели найти средство соединить упомянутые партии, и Евсевий просил Люцифера отправиться в Александрию, чтобы там касательно сего дела посоветоваться с Афанасием Великим, а сам брал на себя труд — примирить враждовавших антиохийцев.

Глава 5. Рукоположение Павлина