Творения

Недавно споря с неким иудеем о Господе Спасителе, ты привел свидетельство из Псалмов; он же, желая тебя высмеять, утверждал о каждом слове, что в еврейском стоит совсем не то, что ты приводишь по Семидесяти, и ты усерднейше просишь меня после Аквилы, Симмаха и Феодотиона перевести всё заново на латынь. Ты говоришь, что обилие переводов тебя скорее смущает, и будучи склоняем любовью, весьма доволен моими переводами и суждениями. Посему, понуждаемый тобою, которому я не могу ни в чем отказать, я вновь предаю себя моим гонителям, решив лучше искать у тебя сил, чем своеволия в дружбе. Уверенно и искренне скажу, призывая к тому многих в свидетели, что точно знаю то, что я ничего не изменил в истинном еврейском тексте. Если же мое издание отличается от старых, спроси кого–нибудь из евреев, и увидишь, что напрасно меня терзают ревнители, «которые предпочитают презирать прекрасное, нежели познавать», самые испорченные из людей. Ибо, если они всегда ищут новых удовольствий и их прожорливости не достанет и моря, почему они довольствуются лишь одним и тем же застарелым наслаждением, которое получают от изучения Писаний? Говорю это не для того, чтобы укусить моих предшественников, или же потому, что считаю что–либо достойным поношения у тех, чей перевод я некогда со всяким тщанием исправив, сделал доступным людям моего языка; но оттого, что в церквах, верующих во Христа, Псалмы одни, а евреи, клевеща, цитируют каждое слово совсем иначе.

Если же ты переведешь эту мою книжку на греческий, как ты обещаешь, antijiloneikwn toiV diasupousin[291], и захочешь сделать весьма ученых мужей свидетелями моего невежества, скажу тебе словами Горация: «Не носи дрова в лес». Разве что от этого будет мне утешением сознание того, что мы разделим общий труд и общее поношение. Желаю тебе здравствовать о Господе и помнить обо мне.

11. К Книгам Соломоновым

Хроматию и Илиодору епископам — Иероним.

Письмо соединило соединенных в священстве, и бумага не разделяет тех, кого связала Христова любовь. Вы просите комментарии на Осию, Амоса, Захарию и Малахию; если сподоблюсь, напишу. Вы послали денежное вспоможение для писцов и книгопродавцев, дабы для вас особенно потрудился наш разум. И вот меня окружает толпа настырно просящих, как будто справедливо трудиться для других, в то время как вы мучаетесь жаждою, или как будто я был обязан кому–либо чем–либо кроме вас. Посему, после долгой болезни дабы не длить мое молчание целый год, я посвятил вам плод трехдневной работы, а именно перевод трех книг Соломоновых, а именно: Маслот, который у евреев называется Притчами, а распространенное у нас издание — Пословицами; Коэлет, который по гречески мы можем назвать Экклезиастом, а по нашему — Публичным оратором; Сириассим, что на наш язык переводится как Песнь Песней.

Прилагают и panaretoV[292] Книгу Иисуса, сына Сирахова, и yeudepigrajoV[293] Книгу якобы Премудрости Соломоновой. Первую из них я нашел на еврейском, под названием Притчи, а не Экклезиастик, как у латинян[294]; к ней были присоединены Экклезиаст и Песнь Песней, так что подобие Соломонова авторства сохранялось не только в числе книг, но и в самом предмете их содержания. Второй же книги у евреев нет вовсе, да и самый стиль её отдает греческим красноречием, и некоторые из древних писателей называют её автором иудея Филона. Следовательно, так же, как Церковь читает книги Иудифи, Товита и Маккавеев, которые не обретаются среди канонических, так же пусть и эти две читает для назидания толпы, но не для утверждения церковных догматов.

Если же кому больше нравится издание Семидесяти, то имеется и таковое, недавно исправленное нами, ибо мы создаем новое не ради того, чтобы уничтожать старое. И все же, читая с особый тщательностью, пусть поймет наше как можно лучше, ибо мы не переливаем вино трижды из сосуда в сосуд, но подаем его, еще хранящим свежесть вкуса только что из под пресса.

12. К Книге Исайи

Никто пусть не удивляется, видя, что Пророки изъясняются стихами, и не думает, что евреи соблюдали стихотворные размеры, равно как и в Книгах Псалмов и Соломоновых; но то, что обычно соблюдается у Демосфена и Туллия, говоривших прозою, но записываемых в столбик и коммами[295], мы применили впервые здесь для удобства читателей. О Исайе надлежит знать во–первых, что он весьма искусен в слове, как знатный муж, утонченный и изысканный, не примешивающий к своей речи ничего простецкого. Отсюда и невозможность сохранить в переводе иные цветы его красноречия. Затем следует добавить, что его стоит называть не столько пророком, сколь евангелистом. Он так тонко исследовал тайны Христовы и Его Церкви, что можно подумать, будто он не провидел будущее, но составлял историю прошлого. Почему я и предполагаю, что в своё время Семьдесяти толковников не пожелали ясно открыть язычникам тайны своей веры, дабы не давать святыни псам и жемчуга свиньям, сделав их прикровенными, как я отметил, читая это издание.