Творения, том 1, книга 2

2. Итак, лежало множество больных, ожидавших движения воды; потому что место это было духовной лечебницей. Как в лечебнице можно видеть множество людей и с выколотым глазом, и с поврежденной ногой, и с болезнью в другом члене, сидящих вместе и ожидающих врача; так и в этом месте можно было видеть множество собравшихся. В тех притворах "был человек, находившийся в болезни тридцать восемь лет. Иисус, увидев его лежащего и узнав, что он лежит уже долгое время, говорит ему: хочешь ли быть здоров? Больной отвечал Ему: так, Господи; но не имею человека, который опустил бы меня в купальню, когда возмутится вода; когда же я прихожу, другой уже сходит прежде меня" (Иоан. 5:5-7). Для чего Иисус, миновав всех прочих, подошел к нему? Для того, чтобы показать и силу Свою, и человеколюбие: силу, потому что болезнь сделалась уже неизлечимой и расслабление больного было безнадежно; человеколюбие, потому что Промыслитель и Человеколюбец, преимущественно перед другими, воззрел на того, кто особенно достоин был милости и благодеяния. Не будем относиться легкомысленно и к этому месту, и к числу тридцати восьми лет, в продолжение которых больной находился в расслаблении. Пусть услышат все, которые борются с постоянной бедностью, или проводят жизнь в болезни, или находятся в стеснительных житейских обстоятельствах, или подверглись буре и вихрю нечаянных бедствий. Этот расслабленный предлежит, как общая пристань человеческих несчастий. Никто не может быть так малодушен, так жалок и несчастлив, чтобы, взирая на него, не стал переносить все случающееся мужественно и со всей бодростью. Если бы он страдал двадцать лет, или десять, или только пять, то и их не достаточно ли было бы для сокрушения крепости его души? А он остается в таком положении тридцать восемь лет, и не падает духом, но показывает великое терпение. Может быть, оно вам кажется удивительным по такой продолжительности времени; но когда выслушаете его собственные слова, тогда особенно увидите все его любомудрие и терпение. Иисус подошел и говорит ему: "хочешь ли быть здоров"? Кто не знал того, что расслабленный хотел быть здоровым? Почему же Он спрашивает? Конечно, не по неведению: для Того, Кто знает тайные помышления человеческие, тем более известно было явное и очевидное для всех. Для чего же Он спрашивал? Как сотнику Он сказал: "Я приду и исцелю его" (Матф. 8:7), не потому, что не знал наперед его ответа, а потому, что, предвидя и весьма точно зная ответ, желал доставить этому сотнику повод и случай открыть всем скрывавшееся в тени благочестие его, и сказать: "Господи! я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой", так и этого расслабленного, о котором знал, что будет он отвечать, Господь спрашивает, хочет ли он исцелиться, не потому, что Сам не знал этого, но чтобы доставить расслабленному повод и случай высказать свое несчастие и сделаться учителем терпения. Если бы Он исцелил этого человека молча, то мы понесли бы важную потерю, не узнав твердости души его. Христос не только устраивает настоящее, но удостаивает великого попечения и будущее. Он открыл в больном учителя терпения и мужества для всех живущих во вселенной, поставив его в необходимость отвечать на вопрос: "хочешь ли быть здоров"? Что же тот? Не огорчился, не вознегодовал, не сказал вопрошавшему: ты видишь меня расслабленным, знаешь давность моей болезни, и спрашиваешь, хочу ли я быть здоровым, не пришел ли ты посмеяться над моими несчастьями и пошутить над чужими бедствиями? Вы знаете, как малодушны бывают больные, если они лежат в постели даже один год, а кого болезнь продолжалась тридцать восемь лет, тому не естественно ли было потерять всякое любомудрие, истощавшееся в течение столь долгого времени? Однако расслабленный ничего такого не сказал и не подумал, но дал ответ с великой скромностью и сказал: "так, Господи; но не имею человека, который опустил бы меня в купальню". Смотри, сколько бед соединились вместе и досаждали этому человеку: и болезнь, и бедность, и отсутствие помощников. "Когда же я прихожу, другой уже сходит прежде меня". Эго прискорбнее всего и могло бы тронуть самый камень. Мне кажется, я вижу, как этот человек каждый год ползет и, доползши до входа в купель, каждый год останавливается при самом конце доброй надежды; и это тем тяжелее, что он испытывал это не два года, не три, не десять, а тридцать восемь лет. Он употреблял все усилия, но не получал плода; подвиг совершался, а награда за подвиг доставалась другому, в продолжении столь многих лет; и, что еще тяжелее, он видел, как другие исцелялись. Вы, конечно, знаете, что мы сильнее чувствуем собственные бедствия, когда видим, что другие, впадши в такие же бедствия, освободились от них. Бедный тогда особенно чувствует свою бедность, когда видит другого богатым; и больной больше страдает, когда видит, что многие из больных избавились от своего недуга, а он не имеет никакой доброй надежды. Среди благополучия других мы яснее видим собственные несчастья; то же самое было и с расслабленным. Однако он столько времени боровшись и с болезнью, и бедностью, и с одиночеством, видя, что другие исцелялись, а сам он, хотя всегда старался, но никогда не мог достигнуть, и, не надеясь впоследствии освободиться от своего мучения, при всем том не отступал, но притекал каждый год. А мы, если однажды попросим о чем-нибудь Бога и не получим просимого, тотчас начинаем печалиться и впадаем в крайнюю беспечность, так что перестаем молиться и теряем усердие. Можно ли по достоинству как восхвалить расслабленного, так и осудить наше нерадение? Какого оправдания и прощения можем удостоиться мы, если он терпел тридцать восемь лет, а мы так скоро отчаиваемся?