Творения, том 10, книга 1

2. Видишь ли, как он уже предначинает речь о любви? Так как все зло происходило не от совершенного знания, а от недостатка любви и снисхождения к ближним; так как от этого происходили у них разделения, надменность и все прочее, в чем он обличал их и прежде и после, – то он непрестанно старается внушить им (любовь, как) источник благ. Что вы, говорит, гордитесь знанием? Если не будете иметь любви, то оно принесет вам вред, – ведь что хуже гордости? Если же будете иметь любовь, то и знание будет надежно; когда знаешь более ближнего и любишь его, то не станешь превозноситься, но и ему сообщишь то же. Потому сказав: "знание надмевает", он присовокупляет: "а любовь назидает". Не сказал: смиряет, а выразил нечто гораздо важнейшее и полезнейшее; знание не только надмевает, но и производит разделение, – потому противопоставил одно другому. Далее представляет и третий (довод), который мог смирить их. Какой же? Тот, что наше знание, хотя бы и соединено было с любовью, однако и тогда несовершенно: "кто думает", продолжает он, "что он знает что-нибудь, тот ничего еще не знает так, как должно знать" (ст.2). Сильный довод! Я уже не говорю, внушает он, что знание принадлежит всем вообще; не говорю, что, ненавидя ближнего и надмеваясь, ты причиняешь великий вред себе самому; хотя бы ты один владел знанием, хотя бы не гордился, хотя бы и любил брата, – и в таком случае знание твое несовершенно, потому что ты еще не знаешь ничего, как должно знать. Если же мы ни о чем не имеем точного познания, то как некоторые дошли до такого безумия, что говорят, будто они со всей точностью знают Бога? Хотя бы мы имели точное познание обо всем другом, и тогда не можем иметь такого познания (о Боге), потому что невозможно выразить, как велико расстояние между Ним и всем прочим. И смотри, как он низложил гордость их. Не сказал: вы не имеете надлежащего познания о предложенных (предметах), но – обо всем вообще; не сказал: вы, но: всякий, Петр ли, Павел, или кто бы то ни было. Этим он превосходно и утешил и смирил их. "Но кто любит Бога, тому дано знание от Него[1]" – не сказал: познал Его, но: познан Им (ст.3), потому что не мы познали Бога, а Он познал нас. Потому и Христос говорит: "не вы Меня избрали, а Я вас избрал" (Ин.15:16). И Павел в другом месте: "тогда познаю, подобно как я познан" (1Кор.13:12). Заметь же, сколькими доводами он низложил гордость их: во-первых, показал, что не одни они зпают то, что знают: "все мы", говорит, "имеем знание", во-вторых, – что знание без любви вредно: разум, говорит, кичит; в-третьих, – что и соединенное с любовью не бывает полно и совершенно: "кто думает", говорит, "что он знает что-нибудь, тот ничего еще не знает так, как должно знать" притом, это (знание) они имеют не от себя, а от Бога, даровавшего им, потому что не сказал: познал Бога, но: познан Им; и еще, это (знание) зависит от любви, которой они не имеют столько, сколько нужно: "но кто", говорит, "любит Бога, тому дано знание от Него". Смирив таким образом гордость их, он начинает излагать учение и говорит: "итак об употреблении в пищу идоложертвенного мы знаем, что идол в мире ничто, и что нет иного Бога, кроме Единого" (ст.4). Смотри, в каком он находился затруднении. Он хочет доказать два предмета, и то, что надобно воздерживаться от такой трапезы, и то, что она не может вредить вкушающим от нее; эти предметы не совсем согласуются между собой. Слыша, что (идольские жертвы) не причиняют вреда, (коринфяне) могли пользоваться ими, как безразличными; а слыша запрещение прикасаться к ним, они моглн подозревать, что эти вещи запрещены потому, что могут вредить. Потому, опровергнув понятие об идолах, первой причиной воздержания он поставляет соблазн братий. "Итак об употреблении", говорит, "в пищу идоложертвенного мы знаем, что идол в мире ничто". Опять обобщает это знание, не усвояет его им одним, а приписывает всей вселенной. Не у вас только, говорит, но по всей земле известпо это учение. Какое? "Что идол в мире ничто, и что нет иного Бога, кроме Единого". Но разве нет идолов? Разве нет кумиров? Есть; но они не имеют никакой силы, и не боги, а камни и демоны. Он обращается теперь к людям двоякого рода, более грубым и более любящим рассуждать; одни не видят в идолах ничего, кроме камней, а другие полагают, что в них живут некоторые силы, которые и называют богами. Первым он говорит: "идол в мире ничто"; а последним: "нет иного Бога, кроме Единого".