Творения, том 10, книга 1

6. Между тем как это делается, ты стоишь и смеешься, удивляясь и утешаясь бедствиями других, подвергающих посрамлению общую нашу природу. Что хуже этого может сделать и человеконенавистный диавол? А чтобы он усерднее делал это, ты с великой щедростью даешь деньги. Кто просит, призывает Бога и приступает к тебе кротко, того ты не удостоиваешь ни ответа, ни взгляда, и если он часто докучает тебе, говоришь о нем такие невыносимые слова: ему ли жить, ему ли дышать, ему ли смотреть на солнце? А к тем напротив ты благосклонен и щедр, так что сам ты делаешься виновником смешного и сатанинского их безобразия. Потому о них-то самих, виновниках таких дел, не подающих ничего прежде, нежели увидят других страждущими, с большей основательностью можно было бы сказать: им ли жить, им ли дышать, им ли смотреть на солнце, столь тяжко согрешающим против общей природы п оскорбляющим Бога? Когда Бог говорит: дай милостыню, а я дам тебе царствие небесное, – ты не слушаешь; когда же диавол показывает голову, израненную гвоздями, ты вдруг делаешься щедрым: более действует на тебя ухищрение злого демона, причиняющее столько вреда, нежели обетование Божие, подающее множество благ. Надлежало бы давать золото, чтобы этого не было, чтобы и не видеть этого, надлежало бы делать и выносить все, чтобы искоренить это великое безумие; а вы, напротив, всячески стараетесь и заботитесь о том, чтобы это было, чтобы посмотреть на это. И ты, скажи мне, еще спрашиваешь, для чего геенна? Спроси лучше, почему одна только геенна? Ведь каких наказаний не достойны те, которые устрояют это жестокое и бесчеловечное зрелище и смеются над теми, о которых надлежало бы плакать и им и вам самим, особенно же вам, принуждающим их к таким безобразным действиям? Но, скажешь, я не принуждаю их. Как же не принуждаешь, скажи мне, когда не хочешь даже слушать кротких, плачущих и призывающих Бога; а тем щедро подаешь серебро и приглашаешь других подивиться им? Но, скажешь, мы отходим, пожалев их. Но не ты ли требуешь того? Нет, человек, – это не жалость, когда ты заставляешь их за несколько оволов терпеть такое мучение, когда повелеваешь им для получения необходимой пищи терзать себя и раздирать на голове кожу на многие части жалким и плачевным образом. Не правда, скажешь; не мы пробиваем головы их гвоздями. О, если бы ты! Тогда зло не было бы так ужасно. Тот, кто убивает человека, не так жестоко поступает с ним, как тот, кто повелевает ему умертвить себя самого. То же бывает и здесь: они терпят мучительнейшую боль, когда принуждены бывают собственноручно исполнять такие жестокие приказания. И это делается в Антиохии, где верующие первые стали называться христианами, где они были добрее всех, где некогда процветали обильные плоды милосердия! Ведь они не только жившим здесь, но и находившимся на далеком расстоянии посылали пособие, и притом тогда, когда угрожал голод. Что же, скажешь, надобно делать? Оставить жестокость и внушить всем нуждающимся, что если они будут делать это, то ничего не получат, а если будут приходить скромно, то получат щедрое подаяние. Когда они будут знать это, то я ручаюсь, хотя бы они были несчастнее всех, никогда не решатся подвергать себя такому мучению, а напротив будут благодарить вас, что вы избавили их от посмеяния и страданий.