"Таким человеком могу хвалиться
" (О таковем похвалюся). Для чего? Если другой был восхищен, чем ты хвалишься? Отсюда явно, что это (апостол) говорит о себе. Если же он присовокупил: "собою же не похвалюсь" (о себе же не похвалюся), то это значит только, или что он без нужды, напрасно и легкомысленно не сказал бы ничего подобного, или что он хотел, насколько возможно, прикрыть сказанное. А что всю речь ведет о себе самом, это видно и из последующего. Именно, он прибавляет: "Впрочем, если захочу хвалиться, не буду неразумен, потому что скажу истину" (аще же и восхощу похвалитися, не буду безумен; истину бо реку) (ст. 6). Как же прежде говорил: "О, если бы вы несколько были снисходительны к моему неразумию" (о да бысте мало потерпели безумию моему), также: "Что скажу, то скажу не в Господе, но как бы в неразумии" (еже глаголю, не по Господе глаголю, но яко в безумии); а здесь, напротив, говорит: "если захочу хвалиться, не буду неразумен" (аще бо и восхощу похвалитися, не буду безумен)? Это надобно разуметь не в отношении к похвале, но в отношении к справедливости того, чем хвалится, потому что если хвалиться свойственно безумному, то тем более лгать. В этом последнем отношении и говорит он: "не буду неразумен" (не буду безумен). Потому и присовокупляет: "потому что скажу истину; но я удерживаюсь, чтобы кто не подумал о мне более, нежели сколько во мне видит или слышит от меня" (истину бо реку; щажду же, да не како кто вознепщует о мне паче, еже видит или слышит что от мене). Вот истинная причина. Действительно, за великие знамения его (и Варнаву) почли даже за богов (Деян. 16: 11). Подобно тому, как Бог создал стихии мира и немощными и славными, чтобы они чрез одно проповедали Его могущество, а чрез другое удерживали людей от заблуждения, так (и апостолы) были вместе и чудны и немощны, чтобы самыми делами научать неверных. В самом деле, если бы они, пребывая всегда чудными и не показывая в себе примеров немощи, стали одним словом убеждать людей не думать о них больше надлежащего, то не только не успели бы в этом, но еще и произвели бы противное. Их словесные увещания скорее были бы приписаны смирению, и заставили бы еще более им удивляться. Потому-то немощь их действительно обнаруживалась и в самых делах их. То же самое можно видеть и на примерах ветхозаветных мужей. Так, Илия был человек чудный, но некогда изобличал себя в боязливости (3 Цар. 19). Велик был и Моисей, но и он по той же самой немощи предался бегству (Исх. 2). А подвергались они этому, когда Бог отступал от них, и попускал, чтобы изобличалась в них (немощь) человеческой природы. В самом деле, если израильтяне, когда их вывел из Египта Моисей, говорили: "где Моисей?", то чего бы они ни сказали, если бы он и ввел их (в обетованную землю)? Поэтому (Павел) и говорит: "удерживаюсь, чтобы кто не подумал о мне более" (щажду же, да не како кто вознепщует о мне). Не сказал: "скажет", но – "даже не подумает обо мне более, нежели чего я достоин". Так и отсюда видно, что вся речь идет о нем. Потому и вначале сказал: "Не полезно хвалиться мне" (похвалитися не пользует ми). Этого он не сказал бы, если бы то, что сказано им, он намеревался говорить о другом, – да и почему не полезно было бы хвалиться другим? Но он сам удостоился этих (откровений). Потому и говорит далее: "И чтобы я не превозносился чрезвычайностью откровений, дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня, чтобы я не превозносился" (и за премногая откровения, да не превозношуся, дадеся ми пакостник плоти, ангел сатанин, да ми пакости деет) (ст. 7). Что говоришь? Ужели ты, ни за что почитавший царство и геенну в сравнении с любовью ко Христу, почитал за что-нибудь честь от людей, так что превозносился и имел нужду в непрестанном обуздании? Ведь не сказал: "чтобы впредь мучил меня", но: "пусть мучит меня" (да ми пакости деет). И кто бы мог сказать это? Что же значат слова его? Когда мы откроем, кто такой этот пакостник, и кто ангел сатанин, тогда и это скажем. Некоторые говорили, что он разумеет какую-то головную боль, производимую диаволом. Но этого нельзя допустить. Тело Павлово не могло быть отдано в руки диавола, если сам диавол уступал тому же Павлу по одному его повелению. (Павел) полагал ему законы и пределы, – когда, например, предал ему блудника в измождение плоти (1 Кор. 5); и (диавол) не дерзал преступать их. Итак, что же значит сказанное? Сатана на еврейском языке значит – "противник". И Писание в третьей книге Царств (5: 4) называет этим именем противников. Повествуя именно о Соломоне, говорит: не было сатаны во дни его, то есть сопротивника, который бы воевал с ним, или беспокоил его. Поэтому слова (апостола) имеют такой смысл: "Бог не благоволил, чтобы проповедь наша распространялась беспрепятственно, желая смирить наше высокое о себе мнение, но попустил противникам нападать на нас". Этого действительно достаточно было к низложению гордых помыслов; а головная болезнь не могла этого произвести. Таким образом, под именем ангела сатанина он разумеет Александра ковача, сообщников Именея и Филита, и всех противников слова, которые вступали с ним в состязания и противоборствовали ему, ввергали его в темницу, били и влачили, так как они делали дела сатанинские. Подобно тому как (Писание) называет сынами диавола иудеев за то, что они ревновали делам его, так и ангелом сатаны называет всякого сопротивника. Потому слова "дано мне жало в плоть удручать меня" (дадеся ми пакостник, да ми пакости деет) означают не то, что Бог сам вооружал противников, или наказывал и обуздывал чрез них (апостола), – да не будет! – а только то, что Он дозволял и попускал на время. "Трижды молил я Господа о том" (О сем трикраты Господа молих) (ст. 8), то есть многократно.