3. Другой же, не столько научившийся вере, посмотри, как хромает и смущается. Сам Давид в другом псалме, но не о себе самом, а о страданиях людей колеблющихся, говорит так: "сколь благ Бог Израилев к правым сердцем! А у меня едва не пошатнулись ноги, едва не поскользнулись стопы мои
" (Пс.72:1,2), разумея не ноги и стопы, но помыслы хромающие. Присовокупляет и причину – следующую: "я же сказал в исступлении моем: всякий человек лжив" (ст. 2), т.е. видя иноплеменников благоденствующими, а иудеев униженными. О каком же роде колебания говорит он? "И сказал я: "ужели напрасно сохранял я в праведности сердце мое, и умывал среди невинных руки мои" (Пс.72:13)? Говорит и о том, что побудило его сказать это: "вот эти грешники вечно благоденствуют и удержали богатство" (Пс.72:12). Потом, смотри, как опять обращается к себе самому: "если бы я сказал: буду так рассуждать", говорит, "посему я предпринял уразуметь это, – это было трудно мне, пока я не вошел во святилище Божие" (Пс.72:15-17). Смысл слов его следующий: я утомился, я изнемог в помыслах, потому что таковы помыслы; потом рассудил, что я делаю трудное дело, потому что, ища, таким образом, я не буду в состоянии ничего узнать ясно, пока не возвращусь в отечество.Видишь ли, какое зло – предоставлять предметы веры рассуждению, а не вере? Если бы такой человек был тверд в вере, то он не сказал бы этого, не смутился бы, не поколебался бы, не подвернулись бы ноги его и не уклонились бы стопы его. Но не так было с пророком; став на камне, он не смущался и не колебался, но, видя иудеев в таком жал-ком состоянии, а иноплеменников в противоположном, он громким голосом и с полным убеждением возвещал о возвращении, часто и во многих псалмах, и был твердо уверен в этом, взирая не на силу иноплеменников и не на слабость иудеев, а на силу обещавшего Бога. Потому и говорит: "веровал, посему и говорил: я весьма смирился
". Другой переводчик (Симмах) говорит: я же огорчен был очень . "Я же сказал в исступлении моем: всякий человек лжив" (ст. 2). Другой (Симмах): и сказал я в смятении: всякий человеке лжет (… ). Здесь опять открывается его светлая вера, потому что и великое несчастье не повергло его в отчаяние. Такова вера: она есть некоторый священный якорь, который со всех сторон укрепляет имеющую ее душу; она тогда особенно и обнаруживается, когда среди затруднительных обстоятельств убеждает имеющего ее питать благие надежды, прекращая смятение помыслов. Это и выражает пророк словами: я очень огорчен был, – огорчен был, но не отчаялся, не пал духом. Потом, объясняя, что он не просто был огорчен, но весьма сильно, прибавляет: "сказал в исступлении моем: всякий человек лжив".