17.
А твои доводы, которыми разоряешь наше единство, не знаю как назвать – шуткой ли или чем дельным? И что у тебя за доказательство? Говоришь: «Единосущные счисляются, а неединосущные не счисляются (под счислением же разумеешь собрание в одно число), а посему неизбежно заключение, что у вас на этом основании три Бога; тогда как нам нет сей опасности, потому что не называем единосущными». Итак, одним словом, избавил ты себя от трудов и одержал худую победу. Поступок твой походит несколько на то, когда иной от страха смерти сам надевает на себя петлю. Чтобы не утрудиться, стоя за единоначалие, отрекся ты от Божества и предал врагам, чего они искали. Но я, хотя бы потребовалось и потрудиться несколько, не предам Достопоклоняемого. А здесь не вижу даже и труда. 18. Ты говоришь: счисляются единосущные, а не имеющие единосущия воображаются единицами. Где ты занял сие? У каких учителей и баснословов? Разве не знаешь, что всякое число показывает количество предметов, а не природу вещей? А я так прост или, лучше сказать, такой неуч, что три вещи, хотя бы они и различны были по природе, в отношении к числу называю тремя. Но одно, одно и одно, хотя они и не сопрягаются по сущности, именую столькими же единицами, взирая не столько на вещи, сколько на количество счисляемых вещей. Поскольку же ты очень держишься Писания, хотя и противишься Писанию, то вот тебе доказательства и оттоле. В Притчах трие суть, яже благопоспешно ходят, лев, козел и петух, четвертое же, царь глаголяй к народу (Притч. 30:29–31); не говорю уже о других поименованных там четверочислиях, между тем как счисляемые вещи различны по природе. И у Моисея нахожу двух Херувимов, счисляемых по единице (Исх. 25:19). Как же по твоему именословию тех назвать тремя, когда они столько несходны между собой по природе, а последних считать по единице, когда они столько между собой однородны и близки? А если Бога и маммону, которые столь далеки между собой, подводя под одно число, назову двумя господинами (Мф. 6:24), то, может быть, ты еще более посмеешься такому счислению. 19. Но ты говоришь: «У меня те предметы называются счисляемыми и имеющими ту же сущность, которых и имена произносятся соответственно, например: три человека и три Бога, а не три какие-нибудь вещи. Ибо какая тут соответственность?» Это значит давать правило об именах, а не учить истине. Поэтому и у меня Петр, Павел и Иоанн и не три, и не односущны, пока не именуются тремя Петрами, тремя Павлами и столькими же Иоаннами. Ибо или, что наблюдал ты в рассуждении имен более родовых, того мы, следуя твоей выдумке, потребуем в рассуждении имен более частных, или, не уступив нам того, что уступлено было самому, поступишь несправедливо. А что же Иоанн? Когда в Соборных Посланиях говорит он, что трие суть свидетельствующии, дух, вода, кровь (1 Ин. 5:8), неужели, по твоему мнению, выражается нескладно: во-первых, потому что осмелился счислять неодносущные вещи, тогда как сие присвоено тобой одним односущным (ибо кто скажет, чтобы поименованные вещи были одной сущности?), а во-вторых, потому что сочинил слова не соответственно, а напротив, слово три (τρεῖς) поставив в мужском роде, вопреки правилам и уставам, как твоим, так и грамматическим, привел три имени среднего рода (τὸ πνεύμα, τὸ ὕσωρ, τὸ αἵμα)? Но какая в том разность, сказать ли слово три в мужском роде и потом представить одно, одно и одно, или, сказав: один, один и один, наименовать их тремя не в мужском, а в среднем роде, что находишь ты неприличным для Божества? А что твой рак: рак животное, рак орудие и рак созвездие? Что твой пес: пес, живущий на суше, пес морской и пес небесный? Не думаешь ли, что их можно назвать тремя раками и псами? – Без сомнения, так. – Неужели же они поэтому и односущны? Кто из здравомыслящих скажет сие? Видишь ли, как рушилось твое доказательство, взятое от счисления, и рушилось неоднократно опровергнутое? Ибо если и односущные не всегда счисляются, и неодносущные могут счисляться, а имена произносятся о тех и других, то какие приобретения твоего учения? 20. Но я принимаю в рассмотрение еще следующее и, может быть, не без основания. Одно и одно не слагается ли в два? И два опять не разлагаются ли на одно и одно? – Очевидно, так. – Но если, по твоему началу, слагаемые односущны, а разделяемые иносущны, то какое из сего заключение? То, что одни и те же предметы и односущны и иносущны.Смешны мне также твои первочисленности и нижечисленности, о которых так высоко ты думаешь, как будто в порядке имен заключается порядок именуемых. Ибо если последнее справедливо, то, когда в Божественном Писании одни и те же по равночестности естества считаются то напереди, то после, мешает ли что одному и тому же на том же основании быть и честнее, и малочестнее себя самого?