Творения. Том второй: СТИХОТВОРЕНИЯ. ПИСЬМА. ЗАВЕЩАНИЕ.

35. Но не соблюл я досточтимых таинств Божиих, хотя душа моя и посвящена в тайны небесного восхождения. Грубая персть гнетет меня долу; не возмог я из грязи восстать и обратить око к свету. И обращал, правда; но между нами стало и очи мои закрыло облако – 40. это мятежная плоть и земной дух. Много на сердце суетных попечений блуждающего ума; они обращаются то к тому, то к другому, и отдаляют от меня Христа – Бога-Слово, потому что Жених не терпит общения с чуждой для Него душой. 45. Много лежит на языке тлетворных зелий пагубы, потому что язык – половина всех человеческих пороков, изрыгает ли он явное зло – гнев, который, особенно сильный, в своих порывах отнимает у человека ум, или, затаив в груди коварный умысел, 50. льет кроткие речи из мягких устен.

О, если бы приставлена была какая-нибудь дверь и к глазам, и к устам моим, не всегда отверзающимся на добро, чтобы я и видел, и слухом принимал одно полезное, а для худого сами собой замыкались у меня и зрение, и слух! 55. И для рук самое лучшее упражнение, чтобы они, чистые, непрестанно воздевались к небу и были покорны небесным законам; равно и для ног, чтобы они шли путем гладким, а не по тернам, не по утесам, не по стезе непреподобной. Но теперь, хотя каждый, дарованный мне Богом член и сам в себе полезен, и для полезной дарован цели, 60. однако же грех обратил его для меня в оружие смерти.

Какой же это правит мною закон? Отчего я на земле стал узником плоти? Как тело примешано к легкому духу? Не весь я чистая природа – ум, не весь и худшая – персть, но составлен из того и другого и нечто иное с ними. 65. А потому и терплю непрекращающуюся тревогу брани между враждующими взаимно – и плотью и душой. Я, образ Божий, вовлекаюсь в греховность; худшее во мне несправедливо противится лучшему, или убегаю грехов и противлюсь им, но не без труда, 70. после многих борений и при небесной только помощи.

Ибо два, точно два во мне ума: один добрый – и он следует всему прекрасному, а другой худший – и он следует худому. Один ум идет ко свету и готов покоряться Христу; 75. а другой – ум плоти и крови – влечется во мрак и согласен отдаться в плен велиару. Или один увеселяется земным, ищет для себя полезного не в постоянном, но в преходящем, любит пиршества, ссоры, обременительное пресыщение, 80. срамоту темных дел и обманы, идет широким путем и, покрытый непроницаемой мглой неразумия, забавляется собственной пагубой; а другой восхищается небесным и уповаемым как настоящим, в одном Боге полагает 85. надежду жизни, здешнее же, подверженное различным случайностям, почитает ничего не стоящим дымом, любит нищету, труды и благие заботы и идет тесным путем жизни.

90. Видя их борьбу, Дух великого Бога снисшел свыше и подал помощь уму, прекращая восстание беспокойной плоти или усмиряя волнующиеся воды черных страстей. Но плоть и после сего имеет неистовую силу и не прекращает брани; борьба остается нерешительной. 95. Иногда персть смиряется умом, а иногда и ум опять против воли следует превозмогающей плоти. Но хотя желает одного, именно лучшего, однако же, делая другое, именно что ненавидит, оплакивает он тягостное рабство, заблуждение первородного отца, гибельное убеждение матери 100. – эту матерь нашей продерзости, преступную ложь пресмыкающегося кровопийцы – змия, который увеселяется человеческими грехами, оплакивает и древо, или вредный для человека плод древа, и пагубное вкушение, и врата смерти, 105. и срамную наготу членов, и еще более бесчестное изгнание из рая, или от древа жизни. Об этом сетует болезнующий ум. Но плоть моя и ныне устремляет взор на прародителей и на человекоубийственное древо; она постоянно любит всякую сладкую снедь, 110. какую только для обольщения ее показывает злой губитель – змий.

Посему и я плачу; и Царя, Который владычествует над всем и все взвешивает на весах Своих, слезно молю, чтобы милостиво рассудил душу и тело, прекратил брань и худшее (как и следует, потому что сие гораздо полезнее и для души и для тела) 115. подчинил лучшему, чтобы обремененная перстью душа не влачилась по земле и не погружалась, как свинец, в глубину, но чтобы персть уступала окрыленному духу и образу 120. и грех истаевал, как воск от огня.

О сем умоляя, и сам прилагаю многие врачевства к грубой плоти, чтобы прекратить жестокий недуг, чтобы крепкими узами удержать силу плоти, как самого вероломного зверя; трепеща злой волны, 125. ставлю преграды чреву, неудобоисцеляемой скорбью изнуряю сердце и проливаю потоки слез; преклоняю пред Царем сокрушенные колена, провожу ночи без сна, ношу печальную одежду.