Творения. Том второй: СТИХОТВОРЕНИЯ. ПИСЬМА. ЗАВЕЩАНИЕ.

С чего начну похвалы тебе? С каким словом обращусь к тебе, чтобы приличнее наименовать? Назову ли тебя столпом и утверждением (1 Тим. 3:15) Церкви или светилом в мире (Флп. 2:15), говоря одинаково с апостолом? Или венцем похваления для спасаемой части христиан? Или даром Божиим, опорой отечества, правилом веры, посланником истины? Или всеми этими именами вместе и еще многими другими? И такой избыток похвал подтвержу видимым. Какой это благовременный дождь сошел на землю жаждущую? Какая обильная вода из камня для странствующих в пустыне? Какой подобный хлеб ангельский (Пс. 77:25) вкушал человек? Каким утопавшим ученикам Своим общий всех Господь Иисус предстал так благовременно, чтобы и море укротить, и спасти обуреваемых (Мф. 14:23–33), как ты явился нам, изнемогающим, опечаленным и как бы подвергшимся крушению? Нужно ли говорить о других? Каким благодушием и удовольствием наполнил ты души православных и как многих избавил от отчаяния? Да и матерь наша Церковь (разумею Кесарийскую) теперь, при лицезрении твоем, подлинно слагает с себя одежды вдовства, облекается в ризу веселия и еще более возвеселится, когда будет иметь пастыря, достойного и ее самой, и предшествовавших пастырей, и твоих рук. Ибо и сам видишь, каково наше положение и сколько чудес произвели твоя ревность, твои труды и твое дерзновение по Богу. Обновляется старость, препобеждается болезнь, лежащие на одрах восстают, и немощные препоясуются силой. Поэтому заключаю, что и дела наши кончатся по нашему желанию. За тебя и за меня действует мой родитель, который теперешним подвигом за Церковь положит прекрасный конец всей жизни и честной седине. И верно знаю, что он возвратится к нам с укрепившимися и обновленными силами, по твоим молитвам, от которых всего можно надеяться. А если и лишится жизни среди сих забот, то не потеря сподобиться такой кончины и в подобном деле. Меня же прошу извинить, если, уступив несколько языку людей лукавых, повременю немного явиться к тебе, и обнять тебя, и лично присовокупить к похвале недосказанное теперь.

45. К Василию Великому (38)

Изъявляет свою радость о вступлении его на кесарийский престол и объясняет причины, по которым медлит идти к нему.

Как скоро узнал я, что ты возведен на высокий престол, Дух победил, светильник, и прежде не темно светивший, поставлен на подсвечнике и у всех на виду, признаюсь, обрадовался этому. Да и как было не обрадоваться, видя, что общее дело Церкви было в худом положении и имело нужду в таком руководстве? Однако же не вдруг я поспешил к тебе, и не спешу, и ты сам этого не требуй; во-первых, чтобы сберечь мне честь твою и чтобы не подумали, что собираешь приверженцев, по незнанию приличия и по горячности, как могут сказать завистники; а во-вторых, чтобы мне самому приобрести постоянство и неукоризненность. Поэтому, когда же придешь, скажешь, может быть? И до какого времени будешь откладывать? До того, как Бог повелит, и исчезнут тени теперь замышляющих зло и таящих зависть. Ибо хорошо знаю, что не долго будут противиться прокаженные, заграждающие Давиду вход в Иерусалим.

46. К нему же (39)

На упреки св. Василия за холодность к нему отвечает похвалами Василию.

Как? Будто бы что-нибудь твое для меня то же, что окинутая ягода на виноградной лозе? Какое вырвалось у тебя слово из ограды зубов, о божественная и священная глава? Или как отважился ты вымолвить это? Для того только разве, чтобы и я мог отважиться несколько? Как подвиглась мысль, написало чернило, приняла бумага? Науки, Афины, добродетели, труды, подъятые для наук! Видишь, написанное тобой едва не делает меня трагиком! Меня ли ты не знаешь или себя самого? Как может быть маловажным для Григория что-нибудь твое, око вселенной, звучный глас и труба, палата учености? Чему же иному станет кто дивиться на земле, если Григорий не дивится тебе? Одна весна в году, одно солнце между звездами, одно небо объемлет собой все, один голос выше всех, – и это (если способен я только судить о подобных делах и не обманывает меня любовь, чего не думаю), это твой голос. А если ставишь мне в вину, что не хвалю тебя, как надлежало бы, то вини за это всех людей, потому что никто другой не хвалил и не хвалит, как должно, как стал бы хвалить ты, как стало бы хвалить твое велегласие, если бы можно было хвалить самого себя и дозволял это закон похвальных слов. А если обвиняешь меня в презрении, то почему не обвинишь сперва в безумии? Но ежели негодуешь на то, что любомудрствую, то позволь сказать: это одно и выше твоих слов.

47. К нему же (43)