Творец

Так я посидел до глубокой ночи, витая в сказочных, сотворенных мною же дальних-далях. Затем встал, надел парку, затянул в хвост отросшие волосы и вышел в ночь. Она была энигматически-притягательная, пронзительно-чистая и морозная. Скамейки в моем пустынном дворе искрились под толстыми снежными пуховиками. Я расчистил одну и уселся, словно на трон. Посидел так какое-то время, вдыхая крупицы волшебной пыли, роящиеся в зимнем тихом воздухе, потом встал и пошел вдоль Фонтанки в сторону Марсова поля.

Ночь радовала удивительной тишиной и мягкостью, не питерской совсем, а скорее деревенской. Редкие случайные прохожие были осторожно-плавными, словно бы скользящими в чужой, незнакомой им реальности, небо — глубоко-синим, снег — пронзительно-белым, деревья — графично-четкими и совершенными.

На Марсовом поле меня ожидала еще одна приятность — отсутствовали завсегдатаи, греющиеся у вечного огня по ночам. Прямо на промерзшей земле сидела всего одна девчонка в старомодном пальто. Она зябко тянула тоненькие руки к огню. Пальто ей было маловато, и я обратил внимание на изящные, чуть удлиненные запястья, поражающие неестественной бледностью. Девушка услышала, как хрустит снег под моими ногами, и обернулась.

— Пришли погреться? — проговорила она тоненьким голосом.

Я кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Краски ее лица поразили меня в этот зимний вечер как солнечный удар. Она же, трогательно улыбалась, а взгляд выражал сострадание, так смотрят на душевнобольных. А я, по-видимому, им и был до сегодняшнего дня, но вот теперь чувствовал, что начинал излечиваться.

— Вам нехорошо? — задала мне еще один вопрос ночная собеседница.

— Напротив, — ответил я, наконец.

— Если вы замерзли, лучше подойти поближе, — посоветовала незнакомка.

Я подошел и уселся рядом, нагло наслаждаясь ее бело-розовым очарованием. Она не была красавицей, но поразительная хрупкость и нежность в этом странном непропорционально-милом лице, абсолютно обескураживали меня. Я впервые видел столь открытый, не таящийся и мечтательно-любопытный взгляд непомерно огромных фиолетовых глаз. Бледное лицо сердечком помимо удивительных очей украшал кремово-розовый ротик и румяные щечки. Она улыбнулась, и улыбка эта оказалась тоже совершенно неординарной — нижняя губа ее была пухлее верхней и очаровательно выпячивалась, а на щеках намечались две аккуратные ямочки.

— Ты выглядишь очень замерзшей, — сказал я, продолжая обшаривать ее взглядом.

— Так и есть, — призналась она.

Я резко встал и стянул с себя парку. А затем ловко поднял прекрасную незнакомку на ноги, оборачивая своей теплушкой.

— Но так вы сами замерзните! — воскликнула она, все же кутаясь в мою куртку.

— Пустяки, — заверил ее я, — у меня свитер теплый.

— Спасибо, — пропела девушка стеснительно, и у меня зашуршало под ложечкой от ее колокольного голоса.

— Почему ты греешься здесь? — задал я мучивший меня неудобный вопрос. — Ты не похожа на бродяжку. На метро опоздала что ли?

— Я потерялась, — призналась она шепотом.

Эта ее беспомощность придавала ей еще больше хрупкости и очарования, и я решился сделать ей предложение:

— Мой дом здесь недалеко, если ты действительно сильно замерзла, я могу предложить тебе горячего чая или даже согревающий душ.

— В самом деле? — заискивающе спросила она, запахивая голыми руками мою куртку.

— Конечно, — ответил я машинально, думая в эту минуту о том, что нечто подобное уже видел — в тот день, когда вышел на улицу за провиантом и встретил своего Псоглавца.

Странное чувство продолжало держать меня в плену, пока неземное создание приближалось ко мне почти вплотную. Я встрепенулся, когда она приподнялась на цыпочки, желая лучше разглядеть мое лицо. Только тогда я заметил, что ее необыкновенные глаза были не просто того редчайшего, мифического цвета, о котором сложено немало легенд, но еще и обрамлялись тонким золотистым ободком, словно были готовы вспыхнуть в любое мгновение.

Я замер как удав в ожидании того, что должно было произойти. Но моя ночная фея, похоже, уже разглядела все, что ей требовалось. Она отстранилась на шаг, и огненная оторочка ее зрачков, странным образом потухла, оставляя слабое золотистое свечение.

— Я приму ваше предложение, — сказала она, опуская глаза, и протянула мне руку.

Я стиснул ее совершенно обледеневшие крошечные пальцы своими руками и попытался согреть дыханием. Меня не отпускала мысль, что эта девчонка очень уж странная (как и все, что в последнее время со мной происходило), но невероятно притягательная в своей безмятежной наивности.

Так и не выпустив ее маленькой руки, я довел эльфоподобное создание до своей конуры. Помог снять мою куртку и ее тонкое, потертое пальто, размотал широкий вязаный шарф, присел на корточки и стащил замшевые ботики. Она же стояла тихая и слабо дышащая, послушно позволяя проделывать с нею все эти манипуляции.

У меня мелькнула в голове идиотская мысль: была бы она столь же безропотно-покорна, если бы я продолжал планомерно снимать с нее все, во что она облачилась — розовое платье в синий цветочек, малиновые колготки, отчего-то разного цвета носки?