Творец

Изор был крупнее и выше Владимира, но мой сын семь лет ворочал камни и бревна, строя свой первый город, силы в нем было не меньше, чем в противнике. Когда я добежал до дерущихся, мой сын уже скинул напавшего Изора, и теперь, сидя на его груди, молотил того по роже.

– Остановись! – прокричал я, хватая Владимира за шиворот, но мой мальчик и не думал прекращать.

Помогли подоспевшие мужики, они разняли уже готовых захлебнуться кровью драчунов.

Я обнял рыдающую Милу, и повел ее к отцу, хлопотавшему над пришедшей в сознание Мариамной.

– Я прошу тебя, отдать Милу Владимиру, – обратился я к Адаму, подводя вздрагивающую девушку.

– Она уже обещана другому, – упрямо напоминал Адам.

– Мой сын вобрал в себя все худшее от своей матери, и в этом моя вина, но он станет правителем Будвеля – первого города в Варгааре. Мила добросердечна и сострадательна, она именно та правительница, которую я хотел бы видеть рядом с ним. Она станет его женой и его совестью и, возможно, сумеет научить тому, чему не смог я.

– Она станет его добычей и только.

– Я всегда буду рядом и не дам причинить вред первой дочери моей земли. Мила значит для меня больше, чем ты можешь представить, даже собственному сыну я не позволю надругаться над ее любовью.

– С чего ты взял, что она полюбит его?

– Она уже его любит, и очень давно.

– Отпусти ее, – прошептала Мариамна, хватая мужа за ворот и притягивая к себе, – Отпусти.

Я был тем, кто создавал этот мир, а мой сын тем, кто начинал устанавливать в нем правила. Скрепя сердцем, Адам все же отдал свою дочь Владимиру, и на следующий день она покинула родной дом.

Я смотрел как разномастный, нестройный караван, тянущийся за одинокой фигурой, восседающей на тимурине, отбывает в длительное путешествие по вылепленным и сотканным мною дорогам. Варгаар был еще не окончен, в нем оставалось много несовершенств и противоречий, но я отдавал его в руки своим детям без сожаления, ведь все они были созданы по моему образу, а значит, вряд ли могли навредить ему больше чем я сам.

На некоторое время я остался в деревне, чувствуя вину перед оскорбленным и обобранным Изором. Он был добрым мужчиной, которому отчего-то не везло с женщинами, и хоть я зарекся не создавать уже взрослых людей, для него решил сделать исключение.

Я отправился в красные земли, где мягкая глинистая почва могла послужить моей задумке как нельзя лучше, и принялся за работу. Высокая, мясистая и пышущая здоровьем деваха, рождалась из податливой, жирной глины. Ее маслянистая, румяная красота, тягучесть в движениях, чуть припухшее тело и глаза с поволокой не могли остаться без внимания Изора, особенно если учесть, что в деревне теперь было мало женщин.

Я долго любовался на свое творение, вдыхая в него теплоту, ласку, заботливость и чуткость, а потом начертал врата и отправился в деревню.

Большая часть людей уехала, оставив пустовать свои хибарки. Я позволил Лоте выбрать себе любую, сам стал жить в одной из соседних хижин, обучая девушку ремеслу гончара и кашеварному делу, до тех пор, пока не убедился в стойком, неподдельном интересе Изора к ее персоне.

Я покинул деревню, переместившись в Будвель, как только понял, что сделал для обделенного мужчины все, что мог. Я очень торопился к сыну, боясь пропустить что-то важное, но когда ступил на огромную внутреннюю площадь, что мастера выдолбили в сердце скалы, понял, что город все еще пуст.

Караван я нашел за несколько километров от главных ворот. Я завидел его еще издали, и пока путники волочили свои разбитые телеги, я насаживал на их пути плодовые деревья. Так, благодаря моей скромной поддержке странники добрались до города, где их ждали ароматные виноградники, колодцы полные кристальной воды и бесчисленные пшеничные поля, раскинувшиеся за его пределами.

Путешествие измучило переселенцев, несколько странников не дожили до заветной встречи с прекрасным городом, многие были истощены, но я по-прежнему оставался убежденным, что принял правильное решение, отправив их своим ходом. Каждый должен пройти свой путь к мечте самостоятельно, и чем тернистей дорога, тем ценнее опыт.

Эпилог

Первый, самый робкий и нежный луч восходящего солнца неспешно обшаривал мои владения. Я сидел на вершине того самого утеса, что принял меня в день, когда я покинул Аметрин.

Я сидел здесь уже давно, очень давно, иногда мне даже казалось, что я каменею. Возможно, так оно и было. Я уже потерял счет времени и вообще стал сомневаться в том, что оно существует.

В Варгааре сменилось несколько поколений моих детей. Будвель разросся, став столицею и славным примером обустройства городов. Им по-прежнему правили потомки Владимира и Милы, чтящие законы и порядки, установленные еще моим достопочтенным сыном.