Творец государей

Пришлось показать сперва на своих лилиток, которые всем лилиткам лилитки – сытые, гладкие, мускулистые и готовые за меня хоть в огонь, хоть в воду. Потом я указал на тяжело дышащие, изможденные создания, у которых даже не было сил откликнуться на Призыв, хотя призывающих к себе пред ними стояло сразу двое. Петр излучал Призыв непроизвольно и немного сумбурно, но все равно сигнал у него был очень сильный, совсем немногим слабее моего. И чтобы не мешать, я шагнул в сторону и назад, а он сделал шаг вперед, как будто перед ним стояли не полуголые лилитки в одних набедренных повязках, а одетые в зеленые мундиры семеновцы и преображенцы. Всего одно мгновение – и я почувствовал, как они вспыхнули его Призывом, отдавшись своему новому повелителю душой и телом. И только после этого я разрешил Петру раздачу хлебов и рыб – то есть сублимированных сухих пайков производства «Неумолимого», а уж воды на «запить» в ближайшей горной речке было хоть отбавляй. Вторую партию мы взяли часа через три, все прошло совершенно замечательно и даже маг умер быстро и безболезненно, так как лилитки у него находились во вполне приличном состоянии. А вот за третьей партией мы явились прямо в питомник, где навели на всех великого ужасу. После этого визита я решил, что пора сворачивать операцию и возвращаться обратно в Заброшенный Город, потому что все дела в этой небольшой долине мы уже поделали, а врываться в единственный тут небольшой городок и предавать лютой смерти всех нетрадиционно ориентированных, как это предложил Петр, мне как-то не хочется. Даже тевтоны, неразборчивые в убийствах, постарались сделать эту грязную работу чужими руками. И вот мы вернулись – и Петр, снова превратившийся в Петра Алексеевича, принялся почемучничать.

– Да почему Господь вообще позволяет существовать этому миру Содома? Да почему некоторым людям (нам, например) Господь разрешает колдовать, а всем остальным нет? Потом, по-совиному покрутив головой, Петр вдруг спросил, почему голоса лилиток в его голове перекрикивают друг друга, вместо того, чтобы, как положено солдатам, молча стоять с фузеей у ноги и ждать, что скажет начальник?

Тогда пришлось сесть и, начав с первого вопроса, приступить к неторопливым объяснениям, что Господь, то есть Небесный Отец – он, конечно всемогущ, всеблаг и всеведущ, но зачастую эти функции вступают в противоречие друг с другом, на которое накладывается неопределенность, связанная со свободой воли каждого наделенного душой индивидуума. Поэтому в момент принятия решения доминирует какая-то одна функция. Например, в случае с миром Содома Отцу надо было убрать содомитов из главной исторической последовательности, потому что всеведение говорило о том, что если этого не сделать, то последствия будут тяжелыми. При этом всемогущество предложило уничтожить нечестивцев огненным дождем, а всеблагость решила, что, быть может, грешники все-таки могут исправиться, и поэтому стоит не уничтожить их, а сослать в другой мир. А огненный дождь был всего лишь операцией прикрытия, призванной замести следы переноса. И даже в наше время, с каким бы тщанием ни искали следы Содома, Гоморры и других населенных пунктов, ничего не могли найти, ибо их уже не было в нашем мире.

– А за что тогда пострадала жена Лота? – с серьезным видом спросил Петр. – Ведь она ни в чем не была виновата, а ее превратили в соляной столп.

– А за глупость, – ответил я, – вот сунешься под руку Мастеру, когда он занят каким-нибудь важным делом, тогда и соляной столп покажется благостью. Так может отскочить, что потом костей не соберешь.

Петр усмехнулся, машинально почесав голову – видимо, в том месте, куда ему отскакивало от мастеров кузнечного да плотницкого ремесла, когда он в прошлом теле брал у них соответствующие уроки.

– Эт-то точно, – сказал он, – разозлишь мастера, получишь на орехи, а уж если разозлить Господа, так и вовсе можно попрощаться с жизнью. Но ты, брат Серегин, все же скажи, почто вы все здесь занимаетесь богомерзким колдовством, а Господь, которого вы называете Отцом, вас все равно любит?