Творец государей

Для визита к добрейшему князю Ивану Федоровичу Артанский князь собрал действительно сильную медицинскую команду, состоящую из юной богини Лилии, мага жизни Гакимаустариоста, которого теперь никто бы не стал называть начинающим, дипломированного доктора и в то же время мага жизни Галину Петровну Максимову, а также мага-исследователя Диму Колдуна. На случай необходимости психологического вмешательства на дело пошла Анна Сергеевна Струмилина (она же боец Птица), ну и отец Александр. В качестве силовой поддержки Сергей Сергеевич назначил лично себя и Нику-Кобру. Кстати, младший князь Ромодановский действительно был гораздо добрее своего папеньки, настолько добрее, что при нем в Преображенском приказе палачи-профосы в основном занимались тем, что изнывали от безделья.

Увидев, что команда собрана и что составляют ее самые лучшие специалисты, Петр Алексеевич только кивнул. Прежде чем он вернется на российский трон и примется наводить порядок, необходимо собрать когорту верных соратников (и Иван Ромодановский один из этих людей), один из которых, самый уважаемый, официально будет считаться опекуном несовершеннолетнего императора. Еще в число тех бывших соратников, пока еще не изгадивших оказанного доверия, входили генерал-прокурор Павел Ягужинский, бывший начальник распущенной Тайной канцелярии Андрей Ушаков, и главный механик русского государства Андрей Нартов. Но верил как себе Петр Алексеевич именно Ромодановскому, и как раз с него решил начать формировать свою команду, тем более что и Ягужинский, и Ушаков, и Нартов здоровьем куда как более крепки и вполне могли подождать своей очереди на беседу, а вот князь Иван Федорович мог отдать Богу душу в любой момент. И что тогда делать, ведь Артанский князь прямо сказал, что мертвых они не воскрешают. Нет, мол, таких полномочий.

Князь Иван Федорович большую часть времени проводил в собственной постели на пуховой перине. Искривленные и распухшие от подагры ноги не давали князю нормально передвигаться. Совсем недавно все еще было не так плохо, но прошлой осенью он совсем обезножел и был не в силах передвигаться даже по собственному дому. Один из самых могущественнейших вельмож российского государства, неизменно пользовавшийся доверием государей и государынь, не имел власти даже над собственными ногами. Ужасное унижение уважаемого человека и поношение седин.

К тому же с того момента, как князь Ромодановский по состоянию здоровья попросился в отставку и получил ее, будучи уволен со всех постов, дорога в его дом фактически была забыта и заросла травой. Сильные не ходили к нему, потому что теперь он утратил всяческое влияние и больше не мог быть ни противником, ни союзников в аппаратных играх того времени. Слабые не ходили потому, что он больше не мог являться источником протекции в продвижении по службе и защитой от других сильных. Не то что в прежние времена… В таких условиях, и в самом деле, хоть ложись прямо здесь и помирай.

И вот в доме, где все давно передвигались на цыпочках в ватных тапочках, вдруг раздался топот множества ног и громкие голоса. При этом лакей, который, как совершающий пробежку фигурист, влетел по навощенным полам в княжескую горницу и растянулся ниц перед постелью, задыхаясь от волнения, смог произнести только три слова:

– Государь приехал, князь-батюшка!

– Какой еще государь, Прошка? – сурово сдвинул брови лежащий в постели князь Иван, у которого отшибло ноги, но не память, и который прекрасно помнил, что государь-император Петр Второй должен был в настоящий момент лежать при смерти с оспой, осложненной пневмонией, если он уже вообще не преставился.

– Государь Петр Алексеевич, – задыхаясь, проблеял Прошка, – самый всамоделишный, помилуй раба твоего грешного, князь-батюшка! Сюда идет вас требует!

В этот момент тяжелая дверь в горницу распахнулась и на пороге появился (несомненно, собственной персоной) государь-император Петр Алексеевич Романов. Да только вот какой? Если учесть, что это был щуплый и даже костлявый подросток со смазливым узким личиком, то Петр Второй, а если обратить внимание на позу с широко расставленными ногами и отставленной чуть наотлет тростью (которой Петр Второй в жизни ни разу не пользовался), так и вовсе получается, что Петр Первый, который Великий.

– Привет, дружище, – ломающимся баском жизнерадостно произнес непонятный визитер, – Помирать задумал, однако? А вот не выйдет! Не позволю! Рановато тебе еще, Иван Федорович, на покой под дерновое одеяльце…

Все – и откинутая назад голова, и нервное подергивание глаза, и сардоническая усмешка и даже пальцы руки, крепко сжимающие набалдашник трости – говорило князю Ромодановскому о том, что перед ним государь-император Петр Великий, напяливший на себя тело своего непутевого внука, как машкерадный костюм.

– Г-государь П-петр Алексеевич, – неожиданно заикаясь, произнес князь Иван. – Ты вернулся, мин херц Питер?