Творец счастья

Домой к Кириллу мы едем о-о-очень быстро. Вообще удивляюсь, что он все-таки останавливается иногда на светофорах. Хотя, подозреваю, что останавливается лишь для того, чтобы, сняв руку с руля, нежно потискать мою коленку. Ой, Рузанов, что ты со мной творишь?! Я уже вся теку с того самого Марлезонского балета. Никогда раньше со мной такого не было, чтобы вот так бурно тело реагировало на близость мужчины.

Вижу, как Кирилл ерзает и поправляет ширинку. Мамочки, доехать бы до дома уже скорее, а то мозг водителя сейчас явно занят не безопасностью дорожного движения, а предвкушением нашей горячей совместной ночки.

Сама рефлекторно поерзываю на сиденье, что не ускользает от внимания моего кабальеро.

– Надо было найти какую-нибудь темную подсобку… Хотя, неча королевским особам по каморкам тихариться, а, Катюш? Ща приедем, пять минут и мы дома.

И, как обещал Кирилл, через пять минут мы уже вваливаемся в его дом, прилипнув друг к другу, как две идеально подходящие половинки китайской «липучки».

«Мой», – думаю я, жадно впиваясь поцелуем в его губы, крепко обнимая за шею и обхватывая его бедра своими ногами. – Затискаю! Всего зацелую, во всех интимных местах!» Ух, какая я боевая! Сама удивляюсь. А что, надо же когда-нибудь побыть страстной до неприличия и безобразия…

Кириллу, кажется, моя дикая страсть по душе. Слышу его хриплые стоны и порыкивания, что придает мне еще больше энтузиазма.

Отдаваясь полностью чувствам и страсти, не обращаю внимания, куда несет меня мой кабальеро. Логично было бы в спальню, но когда мы на минуту отрываемся друг от друга, я с удивлением замечаю, что в комнате, в которой мы оказались, не обнаруживается кровать. Зато есть… О, это, блин, полный пипец! Это рояль! И сейчас Кирилл бережно усаживает меня на него.

– Ты серьезно? – хохочу я, нежно целуя моего любимого и желанного.

– Любой твой каприз, котенок, – шепчет мне мой любимый и желанный, отвечая на поцелуй. – Потому, что нет большего наслаждения, чем видеть твою счастливую улыбку.

– А он выдержит? – второпях расстегивая молнию на джинсах Кирилла, подозрительно киваю в сторону на вид как бы не очень крепких ножек инструмента.

– А что ему будет? – беспечно шепчет мне мой возбужденный мужчина, уже заканчивая стаскивать с меня брюки и трусики.

– Ну, расстроится… – хихикаю я и с ахом задыхаюсь, когда твердый член проникает в меня.

– Да ну! Он только обрадуется, – на очередном глубоком толчке уверяет меня Кирилл, а его стон наслаждения заставляет мое сердце трепыхаться в неподдающейся лечению любовной аритмии.

Как же хорошо, вот так чувствовать его всего снаружи и внутри. А еще очень-очень хорошо смотреть в его глаза и знать, что принадлежит он мне, только мне, всем телом и всей душой. Даже если я ошибаюсь, пусть сейчас это будет не важно. Пусть сейчас я буду счастлива, не думая ни о чем, не боясь ничего, не опасаясь, что в будущем меня может ждать разочарование.

Как же хорошо сейчас гладить, тискать, обнимать его упругое горячее тело, забираться пальцами в его кудрявые волосы, целовать его губы и принимать его твердое мужское естество с каждым его ритмичным жадным движением внутрь.

Не могу и не буду сдерживать стоны наслаждения. В конце концов, ради этого и существует процесс соития. И еще мысленно обещаю себе не сдерживаться и в остальных своих эротических желаниях.

Кириллу, кажется, мои стоны и ахи добавляют энтузиазма и он ускоряет темп. Но что такое? Кроме наших ахов и вздохов, я уже отчетливо слышу жалобный скрип музыкального инструмента, а так же ощущаю его вибрацию под своей попой. Ой, не сложился бы он от такого напора.

– Мы… сейчас… его сломаем… – удается произнести мне между рваными вздохами и стонами.

Кирилл на секунду замирает, потом подхватывает меня под попу и, оставаясь во мне, уносит к стене, где бережно усаживает на довольно широкую тумбу, в крепости которой вряд ли можно было бы усомниться. Он еще, для уверенности, несколько раз пытается пошатать этот громоздкий предмет мебели, прежде чем поднять мои колени на уровень груди, прижать меня к себе и продолжить процесс слияния двух влюбленных тел.

На этот раз ничего не угрожает сломаться под нами и я, наконец, расслабившись, ловлю долгожданные волны наслаждения. Сама не замечаю, что я делаю в момент высшего удовольствия, наверное ахаю и охаю, может кричу или рычу, но то, как кончает Кирилл, сносит мне крышу основательно. Слушала бы и слушала его хриплый стон и рык и рваные вздохи и полный сладкой истомы выдох. Чувствовала бы и чувствовала его жадные потискивания и резкие, но такие сладостные проникновения.