Творец счастья

Михаил Калиновский же был холост, и женская разведка докладывала о том, что он все еще в поиске. Поэтому некоторые молоденькие работницы гостиницы явно пытались выказывать ему знаки внимания. А мне, упрямой козе, из гордости не хотелось пополнять армию Михалыча-обожательниц. Вот я и пряталась, подглядывая за ним, и избегала случайных встреч. А иногда я видела его из окна своей комнаты и могла полюбоваться статной его фигурой и симпатичным лицом, не боясь быть пойманной за подглядыванием.

Вот и сейчас, глянув в окно, застываю, залюбовавшись. Мишка-Медведь, во всей своей красе и с очаровательной улыбкой сердцееда не спеша шествует рядом с боссом японской делегации.

Сердце трепыхнулось разок-другой, а я беру себя в руки и, набросив легкую курточку, направляюсь в ресепшен своего корпуса. Моя смена еще не началась, но я всегда прихожу на полчаса раньше, чтобы принять дела, которые оставляет мне администратор первой смены.

– Ох, Светлана, ждет вас нелегкая ночка, – сетует регистраторша первой смены, улыбчивая крепкая женщина средних лет.

– Что случилось? – спрашиваю, подходя к стойке и заглядывая в экран монитора, где «висит» список вновь прибывших за день.

– Приехала тут одна пани, капризничает. Два раза поменяла коттедж, два раза номер поменяла, в третьем осталась-таки, но видели бы вы ее лицо – так смотрела, как будто у нее в этом номере дохлая кошка на кровати валяется.

– Разберемся, – говорю я и открываю сегодняшний файл заказов в номера – надо дать распоряжения о доставке ужинов, если постояльцы по каким-либо причинам не хотят сами идти в ресторан.

Успеваю пробежаться по списку, когда в ресепшен заходит бледная трясущаяся официантка с подносом, на котором позвякивает посудой набор для кофе, что мы обычно подаем постояльцам при въезде.

– Она сказала, что наш кофе ЖИДКИЙ и она его пить не будет, – жалуется она и вопросительно смотрит на меня, мол «спасайте, Светлана Васильевна».

Мы с регистраторшей делаем большие глаза и переглядываемся.

– А ты ей всю банку принеси и ложку – пусть не жидкий жрёт, – после минутного молчания, советует находчивая регистраторша и мы дружно закатываемся смехом.

– Постойте, это полька сказала «жидкий»? – отсмеявшись, спрашиваю я.

– Ага, – отвечает взбодрившаяся официантка.

– Наверное, она сказала «бжыдки». По-польски это значит «гадкий, противный».

– Серьезно? – еще подхохатывая, спрашивает регистраторша. – Свет, а ты что, польский знаешь?

– Да, я же возле границы всю жизнь жила – пришлось выучить. Ну и это легко, на самом деле, если белорусский знаешь. Вот слово «брыдкий» по-белорусски значит «противный, гадкий», а поляки «р» не выговаривали, видимо, и заменили его на «ж». Получилось «бжыдки».

– Во прикол, – удивляется регистраторша, – то ест, например, слово «пришли» будет «пжышли»?

– Ага, точно, – щелкаю я пальцами, – вы быстро схватываете.

– Ахренеть, – веселится женщина. – Так польский – это получается картавый белорусский? Пжыкольно!

Хохочем все вместе опять.

– А мне-то, что делать? – возвращается в свою нерадостную реальность официантка. – Кофе у нас хороший, бразильский. На что я ей заменю? На растворимый Нескафе?

– Скажи бармену, пусть коньяка туда плеснет – вкус будет более «горячий». Если полька не за рулем, а на такси приехала, то лишний градус ей не повредит. А лучше, давай, я с тобой на кухню схожу, придумаем что-нибудь, – говорю я, уже сообразив, как ублажить иностранку.

Помню, доходили до меня слухи, что поляки очень Англию уважают. Ну, так мы сейчас подадим пани чисто-английский кофе. Не важно, что в Англии кофе отродясь не росло, но кто догадается?

Через пятнадцать минут подаем польке кофе с коньяком и с лэйбелом «Made in England» на кружке. Она «проглатывает» наш легкий обман и остается-таки довольной.

Я принимаю смену. Все как обычно и больше постояльцы не капризничают. Помогаю оформить группу спортсменов, приехавших на юношеские соревнования по плаванью. Согласовываю с руководителем группы время, когда мы можем предоставить бассейн в их полное распоряжение для тренировок. Оторвав на секунду взгляд от расписания, вижу Михайловского, направляющегося ко мне.

– Антоновна сказала, что есть капризная гостья. Что там произошло? – спрашивает он, когда спортсмены, во главе со своим руководителем, направляются к выходу из административного здания, чтобы занять номера в коттеджах.

– Да ничего особенного. Просто ей сначала наши номера не понравились, потом кофе не пришелся по вкусу… – отвечаю я.

– А теперь она сидит в массажной и требует шефа, – хмурится Константин Сергеевич.

– А что, ей в сауне что-то не понравилось? Или массаж плохо сделали?

– Да хрен ее знает. Пойду Калиновского встречать. Требует же его, а со мной разговаривать не желает, – машет он рукой и уходит.

Регистраторша первой смены, уже одетая и готовая отчалить домой, слышит наш диалог и подходит ко мне.

– Может от коньяка ей в сауне плохо стало? – тихонько на ушко спрашивает она, оглядываясь, чтоб не выдать меня.

Я холодею. А если, действительно, из-за коньяка? Мамочки! Вдруг ей на жаре с сердцем плохо стало?! Пипец!