Творец сновидений

Через меня текла одна из артерий Иллирии. Я не задумывался над ее значимостью — главная артерия или мелкий капилляр — но наши пульсы стали биться в унисон, и Сила снизошла ко мне.

Я бросил Ее вперед.

Дождик превратился в мощный ливень. Я взмахнул рукой — и молния полыхнула в полнеба, а гром ударил в свой рокочущий барабан. Ветер прыгнул взбесившимся котом, и холодным порывом пронесся мимо меня, огладив вспотевшую спину.

Позади кричал Грин-Грин. Справа от меня. Кажется…

Небо прорвалось тяжкими бушующими потоками, лаборатория скрылась из виду, и остров превратился в серый призрак. Сквозь мглу едва пробивались слабые искорки вулкана. Ветер усилился, завыл, как несущийся под откос грузовой состав, и гром мощно вторил ему. Вода Ахерона вздыбилась уже знакомым мне цунами, но двинулась на сей раз в обратном направлении. Если Грин-Грин продолжал кричать — теперь я не мог его слышать.

Вода текла по моему телу, зрение перестало воспринимать окружающий мир, но мне и не были нужны глаза. Сила исходила из меня, моя Сила, и полотнища дождя разрывались с сухим резким треском, подобно лопающемуся тросу или удару бича. День превратился в ночь.

Мой хохот сотряс сошедший с ума мир, воды поднялись горами, словно выпущенные из заточения джинны, молнии рассекали небо полыхающими кликами, и это не был предел.

Это было — Начало.

«Фрэнк, остановись! Он уже знает о твоем приходе!..» — мысль Грин-Грина пробилась к той части меня, которая еще могла ее воспринять.

«Знает? Отлично! Спрячься — и жди!»

Ответ был примерно таким.

Земля подо мной встряхнулась, притопывая в такт поднявшемуся урагану. Искра вулкана дрогнула, разгорелась и превратилась в подобие маленького солнца. Молнии плясали вокруг острова, вычерчивая на его поверхности многие Имена, и одно из них было — Моим.

Удар. Я упал, но сумел подняться.

…Я находился в Небытии. Здесь не было тверди, свет еще не отделился от тьмы, и холод сосуществовал с жарой. Возможно, все это было моим сознанием, возможно, нет…

Мы стояли друг перед другом. Мои зеленые руки сжимали огненный перун-молнию, держа ее перед грудью.

Он был похож на серый столб, закованный в чешую. Морда ящера. И горящие огнем глаза. Шесть рук непрерывно двигались. Но в целом, мы стояли довольно спокойно.

«Привет тебе, старый враг, заклятый друг!» — сказал Он.

«Привет и тебе, Белион. Я пришел.»

«Твое время завершилось. Не унижайся, принимая смерть от моей руки. Уйди, Шимбо и созданный тобой мир будет жить.»

«Этот мир и так будет жить, Белион.»

Тишина.

«Тогда грянет битва.»

«Или ты отступишь…»

«Нет.»

«Тогда — бой!»

Он тяжело вздохнул, изрыгая пламя.

«Да свершится предначертанное!»

И Белион исчез.

…Сила покинула меня. Я стоял на холме, и руки мои висели вдоль тела.

Ничего подобного никогда не случалось со мной. Если хотите, я грезил наяву. Мираж, призрак, рожденный гневом и возбуждением.

Дождь ослабел, но все еще шел. Ветер стал менее свирепым. Гром умолк, и молнии гасли одна за другой. Вулкан успокаивался, оранжевый свет на его макушке спадал, и рана в склоне перестала изливать лаву.

Я промок. Вода была мокрой, а земля — твердой. Битва прервалась в самом многообещающем месте. Ну и хорошо: вода озера стала прохладной, и сам Остров выглядел куда доступнее…

Солнце прорвалось в разрыв между тучами, и сверкающие капли небесной влаги развернулись в яркий мост радуги. Красочная арка легла над Ахероном, Островом, конусом вулкана, отчего все сразу стало похоже на картинку к детской книжке.

Слишком нереально.

Я спустился с холма. Нам надо было строить плот.

Глава 7

Готовый пролить слезу над полной потерей трусости, я, сам того не ожидая, обнаружил, что последняя вдруг напомнила о себе, изрядно при этом напугав.

Я прожил такую долгую жизнь, что вероятность гибели росла с каждым новым днем. Этот грустный вывод можно было бы сформулировать как-то иначе, но катастрофическое уменьшение процента моей страховки — самое яркое тому подтверждение. Компьютер страховых компаний поставил меня в один разряд со случаями неизлечимой ксенопатии, а это говорит о многом. Возможно, они и правы. Сейчас — впервые за очень длинный период — я снова влез в опасное предприятие и, естественно, чувствовал себя чуть-чуть не в форме.

Если Грин-Грин и обратил внимание на дрожание моих рук, по внешней реакции я этого не заметил. Очевидно, он сделал правильный вывод, что его жизнь находится в этих самых руках, а он и без того видел происходящее в достаточно мрачных тонах. Сейчас он мог меня убить в любой момент. Он это знал. И я знал, что он знал. И он знал, что я знал, что он знал. И…