Нечто похожее было в моих отношениях с Кэтти. До нашего знакомства и женитьбы она два года работала у меня секретарем. Темноволосая, маленькая девушка с тонкими красивыми руками, из которых она очень любила кормить птиц, и прибавьте к этому страсть к ярким платьям. Я нанял ее через агентство на Майле. В дни моей молодости люди были довольны уже тем, если взятая на работу девушка была сообразительна, умела печатать, стенографировать, вести деловую переписку, В наши дни — более сложные и напряженные — я пригласил ее по рекомендации своего агента, который оценил имеющуюся у нее степень доктора по теории и практике секретарской деятельности Майльского университета. Боже праведный! Весь первый год все успешно летело вверх тормашками. Сказать, что она перемешала весь мой личный архив и переписка опаздывала на полгода — это значит ничего не сказать. В результате ее бурной деятельности я — опять-таки за солидную цену — приобрел машинку ХХ-века, научил ее стенографии и Кэтти на глазах превратилась в прекрасную, прелестнейшую выпускницу колледжа со специализацией по делопроизводству. Горная река ее энергии вернулась в нормальное русло и единственными, кто мог разобрать каракули Грегга — что имело свою ценность в вопросах секретности и рождало что-то общее между нами — были мы сами. Если в первый год на ее глазах еще можно было видеть слезы, то в дальнейшем я уже не представлял, как я мог раньше работать без нее, отмечая, что она не только хорошенькая секретарша, но и просто хорошенькая. После свадьбы мы счастливо прожили шесть лет с половиной… Она погибла в огне, который столь полно выражал ее суть. Агентства всего мира трубили о катастрофе в космопорте Майами, куда она приехала меня встречать. Из двух наших сыновей один еще жив. Так или иначе, огонь преследовал меня с той поры всегда. Вода же всегда была моим другом.
При всем моем отношении к воде, мои миры рождены, как одним, так и другим. Кокитус, Нью-Индиана, Сан-Мартин, Бининград, Мерсия, Иллирия — этот список можно продолжить — появились на свет в процессе плавления, охлаждения, испарения и омовения. И вот я шагаю сквозь искаженные леса искаженного мира, и враг — купивший и испоганивший его — идет рядом со мной. С Иллирии, которой предназначалось быть планетой-парком, планетой-курортом, исчезли люди: отдыхающие, туристы, молодожены, те, кто продолжал любить гладь вод и зелень лесов, горные тропинки и пение птиц. Они постепенно покинули этот мир, и сейчас лес, через который я шел, был согнут и скрючен, стволы деревьев были сплетены в узлы, а озеро, к которому мы продвигались, было покрыто туманом. Земля стонала от ран и огня, и кровь текла из кратера, возвышавшегося впереди. Огонь и на этот раз ждал меня на свидание — с низко висящих над головой туч сыпался пепел, как приглашение на погребальную церемонию.
Кэтти влюбилась бы в Иллирию, увидев ее в иные времена. Но теперь карнавал устраивал Шендон, и от одной мысли, что она все это видит, меня начинало мутить. Оставалось только проклинать и двигаться вперед.
Вот суть моих рассуждений об алхимии…
Не прошло и часа, как Грин-Грин стал жаловаться на усталость и боль в плече. Я выразил глубокое сочувствие, но продвижения к цели не замедлил. Проявленного сострадания было достаточно, чтобы он замолчал. Возможность передохнуть выпала пейанцу лишь через час, когда я залез на дерево, желая увидеть то, что ждет нас впереди. Путешествие приближалось к концу, очень скоро наш путь проляжет по склону холма, и вся дальнейшая дорога пойдет под уклон. Тучи позволили дню стать чуть-чуть светлее, туман почти рассеялся, стало значительно теплее. Когда я взбирался на дерево, поднимая с веток тучи пепла и пыли — по лицу и по спине бежали струйки пота. Глаза слезились, и я непрерывно чихал.
За кронами дальних деревьев была видна гористая часть острова. Слева и немного позади дымился конус новорожденного вулкана. Я в сотый раз выругался и полез вниз.
До берега Ахерона мы добрались через два часа.
В маслянистой пленке, покрывавшей воду моего озера, мерцали отсветы пламени. Все. Больше не отражалось ничего. Падая в воду, раскаленные, куски магмы устрашающе шипели и гасли…
Я смотрел на останки своего детища и не чувствовал ничего, кроме налипающей на меня грязи. Мысли текли медленно и лениво, подобно медленным ленивым волнам, выбрасывающим на берег обломки пемзы и грязную, как я, пену. Пахло тухлыми яйцами, и мертвая рыба усеяла побережье.
Я сел на камень и потянулся за сигаретой, глядя на открывшийся ландшафт.
На середине озера по-прежнему находился мой Остров Мертвых.
Никаких изменений — тень, забытая владельцем, тьма и неподвижность. Я склонился над водой и погрузил в нее кончики пальцев. Горячо… На восток от Острова виднелось свечение — похоже на конус еще одного вулкана, поменьше.
— Я выбрался на берег немного западнее, — сказал Грин-Грин.