Творец, субъект, женщина

Для читателя, не знающего биографии автора, повесть представляет любовную историю двух женщин в модернистской, артистической и «пропитанной» искусством обстановке. Исследователи указывают на автобиографичность повести[364]. По утверждению М. Михайловой (Михайлова 1993, Михайлова 1996), повесть можно читать как отклик на попытку культивирования новой формы брака, на т. н. «союзы троих»[365]. В повести можно найти аллюзии на разговоры об эросе и любви на «Башне» и в кружках «Гафиз» и «Фиас»[366]. «Тридцать три урода» можно также сопоставить с романом М. Кузмина «Крылья» (1906) (см.: Баркер 2003, 109–124)[367]. Говоря об автобиографичности повести, можно указать на стилистические сходства с дневником автора[368]. В повести можно обнаружить также намеки на тогдашний образ жизни автора (например, это известные хитоны или обычай читать дневники). Однако подход к повести как к отражению биографии автора препятствует ее интерпретации и анализу как художественного целого.

Ограничивающим подходом является, по моему мнению, также прочтение повести в контексте философии и творчества В. Иванова. Иванов планировал опубликовать четвертое издание повести и написал к нему предисловие. После того как предисловие опубликовал Г. Обатнин (Обатнин 1993), стало возможным интерпретировать повесть в соответствии с взглядом на нее Иванова (см.: Баркер 2003; Шишкин 1998, Обатнин, рукопись). На мой взгляд, в данном предисловии Иванов остается невосприимчив к повести. Скорее он пользуется ее основой для развития собственной мысли[369]. Ограничивающим подходом я считаю также чтение повести с точки зрения сексуальной ориентации (ср. работы Бургин и Энгельштейн). Оригинальность произведения Зиновьевой-Аннибал проявляется, следовательно, не столько в причастности философской системе Иванова или лесбиянству, сколько в том, что это опыт диалога с ними и выражение женского взгляда на символизм как на эстетическое явление и как на социальную практику.

Вместо анализа автобиографичности, отражения ивановской философии или лесбиянства я считаю уместным сосредоточиться в повести «Тридцать три урода» на теме металитературности. По моему утверждению, в «Тридцати трех уродах» металитературная «авторефлексивность» является средством выражения мыслей о символистской эстетике и практике. В широком смысле, понятие «металитературность» обозначает обращение литературы на саму себя, когда литература сама становится важнейшей темой произведений искусства. Изучение авторефлексивных черт выявляет, таким образом, характер отношения произведения к тому эстетическому окружению, в котором оно возникло. Для изучения повести «Тридцать три урода» понятие металитературности имеет особенное значение: оно позволяет рассмотреть авторство, не ограничиваясь изучением персональной истории автора. В таком прочтении произведение содержит и опыт переживаний автора, но не сводится к нему, не редуцируется до него.

Хотя возникновение «Тридцати трех уродов» связано с кризисом в отношениях автора с мужем, сама повесть об этом не говорит. В письме к М. М. Замятниной Зиновьева-Аннибал говорит о возникновении повести: «А я вчера написала рассказ: Тридцать три урода. Это моя мука высказалась в очень странной форме. Задуман он давно» (Кузмин 2000, 471). Она также называла свою книгу «преступлением дурного демонизма», в ней «ненахождение выхода слов», «отчаяние, искание» (Баркер 2003, 108). Во-первых, эти высказывания автора о возникновении повести свидетельствуют о психологических противоречиях, которые стали частью произведения искусства. Во-вторых, автор упоминает о том, что в художественном мире повести автобиографичность вылилась в «странную форму».

Авторефлексивная металитературность как концентрация произведения на проблемах искусства проявляется в «Тридцати трех уродах» в первую очередь в описании артистического окружения и деятельности актрис и художников. В целом тема искусства занимает в повести центральное место. События повести происходят в мире искусства: в театре, в квартире актрисы и в мастерской художников. Персонажи являются актрисами и художниками. Кульминация повести также связана с искусством — с написанием портрета. На тематическом уровне повесть поднимает центральные для символизма эстетические вопросы. Кроме этого, и мотивная система повести подчеркивает ее рефлексивность: часто повторяющийся мотив зеркала становится символом женственного поведения. Зеркальность описывает взаимоотношения двух женщин как лесбийскую пару[370]. Система мотивов свидетельствует также о связи повести с темой искусства: неоднократно упоминаются театральные маски и зеркала на стенах квартиры Веры; отражение (или, скорее, его отсутствие — ср. с первой функцией фемининного) становится центральным мотивом в тот момент, когда главные персонажи обнаруживают несоответствие готовых портретов оригиналу. Можно заключить, что в своей авторефлексивности повесть «Тридцать три урода» полностью согласуется с конвенциями эстетического дискурса символизма.