Творящие любовь

Стоя в другом конце обширного помещения, Антонио смотрел, как Паоло низко склонился над кроватью и поцеловал жену. Койка стояла в импровизированной больничной палате, которая в обычное время была монастырской часовней. Скамьи вынесли и повсюду рядами поставили кровати. Молодая монахиня укачивала девочку, чуть похлопывая ее по спинке. Потом она протянула ребенка Паоло. Тот повернулся и посмотрел на Антонио, потом, сопровождаемый Дарио, обошел кровати и направился к Антонио и Марчелле, ожидающим у дальней стены рядом с алтарем.

— Адриана выкарабкается, — заговорил он, поравнявшись с Антонио. — Для полного выздоровления потребуется время, но сестры и доктор уверены, что все будет хорошо. Они говорят, что мы вовремя привезли ее.

Антонио улыбнулся и хлопнул крестьянина по плечу.

— Я очень рад это слышать.

— Мне так полегчало, — признался Паоло со слезами на глазах. Потом почти с неохотой протянул Антонио ребенка. — Ну и проголодалась же она. Малышка еще раз поела. — Он недоверчиво покачал головой. — Не помню, чтобы мне приходилось видеть такую голодную малютку. Она, может быть, немного маловата даже для новорожденной, но очень красива. — Его лицо погрустнело, а голос упал до шепота: — Знаете, на минуту моя жена осознала, что рядом с ней ребенок. Словно прикосновение губ девочки придало ей новые силы. Адриана вдруг совершенно сознательно посмотрела на меня, улыбнулась и сказала: «Моя красивая, красивая дочка». — Паоло закусил губу, и в уголках его глаз заблестели слезы. Он печально покачал головой. — Я не смог сказать ей правду. Не сейчас, когда она еще так больна.

Антонио кивнул:

— Я понимаю.

Паоло вытер глаза кулаком, обнял сына за плечи и прижал его к себе.

— Простите меня, — заговорил он, ни к кому собственно не обращаясь. — Обычно я никогда не плачу.

Антонио сухо улыбнулся:

— У меня тоже нет такой привычки, но сейчас я пролил немало слез.

Крестьянин взглянул на него:

— Вы уже узнали, есть ли в монастыре молоко?

— Нет, — ответил князь, качая головой. — Но нам велели подождать и обещали поговорить об этом с настоятельницей. Посмотрим, что она сможет сделать.

— Если вам понадобится, — вежливо сказал Паоло, — то у моей жены полно молока. Его все равно придется сцеживать, так или иначе.

— Благодарю вас, друг мой, — прозвучал полный признательности ответ.

— Да, кстати. Меня зовут Паоло. Паоло Вигано.

— Я очень благодарен вам за все, что вы сделали для нас, синьор. Меня зовут Антонио, а это моя жена Марчелла.

— Синьора, синьор. — Крестьянин вежливо поклонился, но Марчелла едва снизошла до ледяной улыбки и отвернулась.

— А вот и мать-настоятельница, — заметил Антонио. Он смотрел, как аббатиса входит в двери часовни, белоснежное одеяние запятнано кровью, и медленно движется вперед, останавливаясь каждые несколько шагов, чтобы произнести слова утешения раненым.

Когда настоятельница подошла ближе, она случайно встретилась взглядом с Антонио поверх ряда коек. На мгновение ее глаза скользнули дальше — женщина явно не узнала князя и княгиню в их грязной одежде, да и внешне они очень изменились. Но что-то сработало у нее в мозгу, прозвучал какой-то сигнал, и она снова перевела на них взгляд и заторопилась им навстречу, все так же останавливаясь около пациентов, но делая это значительно быстрее.

Подойдя к старикам, настоятельница натянуто улыбнулась.

— Князь ди Фонтанези, княгиня ди Фонтанези, — и склонила голову.

Паоло разинул рот от изумления.

— Так вы… князь? И княгиня? — Он уставился на них, потом опустил глаза и быстро склонил голову. — Scusi, scusi, — пробормотал крестьянин.

— Да за что же? — удивился Антонио.

— За фамильярность.

Антонио дотронулся до его подбородка и поднял вверх, чтобы видеть глаза Паоло.

— Я ни о чем не жалею. Я благодарен за вашу помощь.

Настоятельница кашлянула, прочищая горло, и сложила ладони вместе.

— Боюсь, что я превратилась в того, кто приносит дурные вести. Я вынуждена сообщить вам неприятную новость.

— Значит, Шарлотт-Энн умерла? — спросил Антонио.

Настоятельница кивнула.

— Мне очень жаль, примите мои глубокие соболезнования. Санитары нашли ее и принесли сюда, но было уже слишком поздно. У нее оказалось слишком много внутренних повреждений. Мы не могли сделать для нее ничего особенного, только устроили ее поудобнее. Она была и остается в руках Божьих. — Мать-настоятельница осторожно коснулась руки Антонио, утешая, и только тут заметила ребенка. В ее глазах появилось удивление, и впервые за весь день она позволила себе улыбнуться. Женщина наклонилась, чтобы рассмотреть малышку. — Новорожденная! — Она взглянула на Антонио.

— Да, и теперь она осталась без матери, — с горечью ответил князь. — И молока здесь не найти.

Аббатиса прикусила губу:

— Боюсь, что у нас его нет.

— И нам самим нечего есть, — проворчала Марчелла и с надеждой посмотрела на настоятельницу. — Мы не ели уже несколько дней.

— Мне очень жаль, княгиня, — последовал сухой ответ, — если бы у нас было чем поделиться, я дала бы вам все, что смогла. Но еды не хватает даже больным и раненым. Мы ждем, когда американцы привезут продукты.