Творящие любовь

Тут Элизабет-Энн повернулась к Генри. Он широко улыбался. Его глаза сияли так, что она поняла — сейчас он счастливее, чем когда-либо раньше. И только в это мгновение бабушка поняла, с какой ужасной ситуацией столкнулась. Генри женился на своей двоюродной сестре. Ни он, ни Анна ничего не знали. Но, если обнаружится правда, это убьет их любовь. Что в свою очередь — теперь Элизабет-Энн видела наверняка — убьет Генри.

Поэтому Элизабет-Энн заставила себя по-прежнему радостно улыбаться и повернулась обнять внука. Сейчас она насладится моментом, а о последствиях подумает на досуге.

Генри был потрясен. Никогда еще он не видел бабушку такой. Внук крепко обнял ее и поцеловал в щеку, думая про себя, что хотя он и надеялся на то, что бабушка примет Анну и полюбит ее, но он и ожидать не мог такого искреннего приема для своей молодой жены.

6

Элизабет-Энн оцепенело сидела на абрикосового цвета кушетке, борясь со своей совестью. Она провела в этой борьбе уже несколько часов, после того как Генри и Анна уехали из «Мэдисон Сквайр». Лампы под шелковым абажуром образовывали небольшие островки теплого желтого света посреди залитой мраком гостиной двухэтажных апартаментов «Мэдисон Сквайр». Глаза Элизабет-Энн были прикованы к фотографии в серебряной рамке, которую она держала в руках.

Самый последний снимок Генри застал его в момент, когда он чуть повернулся. Красивые черты лица застыли, казались почти суровыми. Бабушка смотрела на фотографию и вспоминала, какую радость видела в его глазах чуть раньше этим вечером. Душа ее разрывалась на части.

Могла ли она не сказать Генри и Анне, что они родственники? Брак между двоюродными братом и сестрой считается незаконным во многих штатах. А законно ли это в Нью-Йорке? Это легко выяснить, но Элизабет-Энн не была твердо уверена, хочется ли ей узнать правду.

А что с моральной стороной брака? Анна — католичка, для нее подобный брак — кровосмешение, один из самых отвратительных смертных грехов. Как она сможет жить и любить, зная об этом?

Сказать или не сказать правду молодым людям — все зависит только от Элизабет-Энн. Ее мозг терзал вопрос: как поступить? Должна ли она принять Анну как невестку или как внучку. Ее желание обнять дитя Шарлотт-Энн, найти наконец хоть малую часть того, что она потеряла, все еще преобладало над прочими чувствами. Поступить так значило исполнить многие давно похороненные мечты… Но это были ее мечты, старые мечты. Во что превратит такой ее эгоизм надежды Генри и Анны на будущее?

Какова же, в конце концов, ее ответственность как главы семьи? Может ли она сделать правильный, с точки зрения морали и закона, выбор за Генри и Анну? Сказать им правду значило бы поступить «правильно», но одновременно положить конец их браку.

И счастью, обретенному ими вместе. Генри всегда был таким серьезным, его переполняла решимость сыграть свою роль в империи «Хейл», доказать всем, что он самый молодой и самый блестящий бизнесмен во всем мире. И вот теперь неожиданно он открыл для себя другую сторону жизни, узнал радость и непосредственность, познакомился с женщиной и полюбил ее.

Элизабет-Энн так давно потеряла Заккеса… Пережила эту невыносимую боль от потери Лэрри. Возможно, Хейлы уже испили предназначенную им чашу страданий до дна?

Может ли она во имя правды взять этот деликатный, изысканный цветок — любовь Генри и Анны — и погубить его признанием, что они совершили кровосмешение? Может ли она быть такой жестокой? Такой бессердечной? Такой праведной?

Неожиданно Элизабет-Энн поняла: они никогда не должны ничего узнать, никогда. Этот секрет необходимо сохранить любой ценой, его она унесет с собой в могилу. Они так любят друг друга. Это очевидно уже по тому, как они смотрят друг на друга, какими теплыми взглядами обмениваются.

Ее нерешительность и сомнения унеслись прочь.

«Оставить их в покое, — сказала она самой себе. — Дать им возможность жить».

С улыбкой облегчения она подумала, что не много найдется бабушек, способных так глубоко любить жену внука, как она.

Нет, они не должны ничего узнать. И только от нее зависит, чтобы этого не произошло.

Элизабет-Энн еще долго сидела так, потом поднялась наверх в спальню, меньше всего подозревая, что она только что заронила семя, которое разрушит счастье ее еще не родившейся правнучки.

7

Когда Генри, Анна и Элизабет-Энн вышли из холодного, темного дома на улицу, их ослепил сияющий солнечный свет. Спотыкаясь, они спустились вниз по парадной лестнице и обошли древний черно-желтый «роллс-ройс», начищенный шофером. Они пошли по подстриженной лужайке. Анна шла впереди, дав возможность Генри и Элизабет-Энн поговорить. Они шли медленно, склонив друг к другу головы, внук обнял бабушку за талию.