Но Элизабет-Энн явно не собиралась сидеть и дожидаться, пока это произойдет. Она никогда в своей жизни не болела и сейчас не собиралась сдаваться. Если ее сила должна вернуться, то уж она проследит, чтобы это произошло как можно скорее.
Хотя персонал настаивал на сохранении щадящего режима, Элизабет-Энн убедила доктора Дадуряна, что достаточно хорошо себя чувствует для встречи с внуком. И постаралась выглядеть для этого как можно лучше.
Элизабет-Энн воспользовалась косметикой и подняла шум, пока ей не разрешили пригласить парикмахера от Кеннета. За время комы ее волосы значительно отросли и стали совершенно седыми. Теперь пришлось чуть подкрасить их до привычного серебристого оттенка и сделать химическую завивку.
Когда Генри вошел в палату, Элизабет-Энн выглядела хорошо, как никогда. Она прямо сидела в кровати, одетая не в больничную ночную рубашку, а в красиво вышитую пижамную куртку. Вокруг нее громоздились горы финансовых газет — прошлые выпуски «Форбс», «Форчун», «Бизнес уик», «Уолл-стрит джорнэл» и финансовые страницы «Нью-Йорк таймс». На ночном столике рядом с кроватью всегда поддерживался горячим чайник с водой, а до серебряного сервиза и коробки с травяным чаем легко было дотянуться. В палате стояло множество цветов, но букеты с достаточно официальной аранжировкой, присланные друзьями и знакомыми, прятались за зарослями розовых пионов. Элизабет-Энн ненавидела официальные букеты и распорядилась убрать их с глаз подальше.
Генри наклонился и поцеловал ее в щеку.
— Ты выглядишь так, словно проводишь отпуск на Лазурном берегу, — подчеркивая каждое слово, заметил он.
Элизабет-Энн улыбнулась в ответ.
— Спасибо, дорогой Генри. Но, боюсь, вынужденный отпуск — это совсем не отпуск.
— Как ты себя чувствуешь?
— Я буду чувствовать себя намного лучше, как только узнаю о том, что произошло в «Отелях Хейл» за эти четыре месяца. Возьми стул и садись поближе. Предлагаю начать немедленно.
Они занимались делами целых два часа. Позже, когда медицинская сестра настояла на уходе Генри, Элизабет-Энн послала за Дороти-Энн и миссис Голдстайн. Она вздремнула перед их приходом. Им разрешили зайти всего на пятнадцать минут. Элизабет-Энн вовсе не собиралась следовать этому распоряжению, и в конце концов самому доктору Дадуряну пришлось прийти и лично вывести из палаты миссис Голдстайн и Дороти-Энн. Он не был ни удивлен, ни рассержен подобной ситуацией. Долгие годы Вартан Дадурян был другом Элизабет-Энн и прекрасно знал ее упрямство. Его также не застала врасплох просьба Элизабет-Энн оставить Дороти-Энн еще на минутку.
— Ради Бога, Вартан, я только хочу посмотреть на мою правнучку. В конце концов, мы с ней не виделись четыре месяца. Неужели ты не сжалишься над бедной старой женщиной, а?
Он посмотрел ее медицинскую карту.
— И с каких это пор ты считаешь себя «старой» женщиной?
Элизабет-Энн упрямо вздернула подбородок:
— С тех пор как это меня устраивает.
Доктор покосился на нее:
— Я примерно так и думал.
Дороти-Энн позволили остаться, и она стала свидетелем необыкновенного противоборства характеров. Потому что был один вопрос, в котором доктор Дадурян не собирался уступать ни миллиметра. Он настаивал, чтобы Элизабет-Энн отправилась на какой-либо европейский водный курорт. А та намертво стояла на том, что ее этот план не устраивает.
— Вартан, я
— Но эти курорты не имеют ничего общего с больницами, — поправил ее Дадурян.
— Что касается меня, то для меня это одно и то же. — Ее взгляд оставался твердым. — И не говори мне, что это фешенебельное место отдыха. Ты же знаешь, что я
Врач вздохнул:
— Знаешь ли, иногда ты просто испытываешь мое терпение.
— Вартан, если бы тебе не приходилось препираться со мной, ты бы умер со скуки.
— Ты на самом деле нуждаешься в отдыхе и профессиональном уходе, — мягко настаивал доктор. — Тебе нужно время, чтобы приспособиться, повторяю,
— Кому же это известно лучше, чем мне? — На губах ее заиграла улыбка, но глаза смотрели тяжело и пристально.