Творящие любовь

Для Луиджи за каждым поворотом открывалась новая страница воспоминаний. И он гордо говорил об этом жене. Вот здесь его однажды сбросила лошадь; вот здесь начинаются владения его семьи и простираются на двадцать километров — повсюду, насколько хватает взгляда; на холмах растут их оливковые деревья; а вот эти низкие, хорошо ухоженные зеленые ряды — их виноградники; а вот эта деревня платит ди Фонтанези ренту последние четыреста лет. Конечно, пояснил князь, ренту теперь собирают лишь как дань древней традиции. Основные доходы семье приносили вложения в банковское дело и промышленность.

В Риме их частный железнодорожный вагон отцепили, и супруги ди Фонтанези провели ночь на вилле, принадлежащей семье, рядом с садами Боргезе. А потом они отправились в поместье ди Фонтанези, расположенное в семидесяти пяти милях к юго-востоку, на блестящем новеньком красном «бугатти», ожидавшем Луиджи в столице. После величественного черно-желтого «роллс-ройса» Лэрри ехать в изящном спортивном открытом «бугатти» было, по мнению Шарлотт-Энн, равносильно катанию на «американских горках». Особенно когда за рулем находился Луиджи. Он был опытным водителем, но ездил слишком быстро. Вместе с авиацией автомобильные гонки составляли главную страсть его жизни. Хотя Шарлотт-Энн и просила его все время ехать помедленнее, он только смеялся в ответ.

Чем ближе они подъезжали к дому, тем, казалось, быстрее мчалась машина. Это лишь увеличивало волнение Шарлотт-Энн, потому что она отнюдь не так стремилась добраться до палаццо, как муж. Женщина все больше нервничала и беспокоилась, уверенная в том, что ему следовало известить родителей об их свадьбе. А ей следовало настоять на этом. На какой прием может рассчитывать свалившаяся с неба жена? Она пыталась мысленно представить себе родителей Луиджи, суровых и аристократичных: его отца — князя Антонио, тонкого эстета, с угрожающей, почти пастырской, манерой держаться, и его мать — княгиню Марчеллу, наследницу семьи Медичи, холеную и холодную. Семья ди Фонтанези могла проследить свой род до двенадцатого века. Один из предков в пятнадцатом веке даже был Папой.

Несмотря на страх ожидания, Шарлотт-Энн не могла не любоваться красотой пролетающего мимо пейзажа. Деревни сменялись горбатыми холмами, солнечные склоны которых покрывали многолетние зеленые виноградники, возделанные на каменистой, неплодородной почве, а тенистые — серо-зеленые оливковые деревья. То там то сям поднимались кроны величественных кипарисов. Немногочисленные домики деревень то венчали самые вершины холмов, то прятались в глубоких долинах. Повсюду вдоль извилистой дороги крестьяне возделывали свои поля теми же инструментами, что и их предки. Когда сияющая машина проносилась мимо, они опускали свои мотыги и с удивлением мечтательно смотрели вслед.

Всякий раз, когда они въезжали в деревню, Луиджи сбрасывал скорость, на лице его читалось нетерпение, но Шарлотт-Энн была ему за это благодарна. Куры гордо выступали по узким пыльным улочкам, все время кланяясь в поисках еды, пока красный автомобиль не заставлял их взлетать с сердитым квохтаньем. Шарлотт-Энн, откинувшись на спинку сиденья, рассматривала строения. Штукатурка облупилась, выставляя напоказ толстые каменные стены. В каждом селении высокая каменная церковь со шпилем возвышалась над другими крышами, покрытыми разноцветной черепицей. Казалось, время на этой земле остановилось несколько веков назад. Инцидент на границе, свидетельницей которого стала Шарлотт-Энн, удалялся все дальше и дальше.

— Я не думала, что здесь так красиво, — сказала она.

Луиджи покосился на жену. Они только что проехали деревню, и машина устремилась вперед по открытому участку дороги.

— Что? — переспросил он, пытаясь перекричать шум ветра и рев мотора.

Молодая женщина сложила ладони рупором и прокричала:

— Я сказала, что здесь красиво!

Луиджи хмыкнул, и Шарлотт-Энн снова поразилась его красоте, тому, что ему достаточно только взглянуть на нее и она начинает таять.

Неожиданно он притормозил и съехал на обочину. Когда Луиджи взялся за ручной тормоз, Шарлотт-Энн удивленно посмотрела на него.

— Что-то случилось? — спросила она.

Муж покачал головой:

— Мы почти приехали. Нам осталось минут пять пути.

Шарлотт-Энн кивнула.

Он нашел ее руку и сжал.

— Ты нервничаешь?

Жена сморщила нос, потом снова кивнула.

— Нет причин для волнения, — заверил ее Луиджи. — Мои родители обычно не едят молоденьких девушек на обед. — И с этими словами он снова завел мотор, и машина двинулась вперед. Еще один поворот, потом резкое торможение, поворот направо с протестующим скрежетом резины, и автомобиль съехал с дороги на еще более узкую аллею, ровную и отлично вымощенную.

— Вот мы и приехали, — провозгласил князь, когда «бугатти» миновал две каменные колонны, охраняющие въезд в поместье.

Шарлотт-Энн повернулась на красном кожаном сиденье и посмотрела назад. Каждую удаляющуюся колонну венчал серый разрушенный фрагмент мраморной статуи.