Читаем Творимая легенда полностью

Ортруда вспомнила, что в последнее время Танкред несколько раз называл ее своею Дульцинеею. А себя сравнивал с Дон-Кихотом, – особенно в те минуты, когда развивал перед нею грандиозные планы колониальной политики.

Но почему же и эту девушку ее возлюбленный зовет сладким именем Дульцинеи, прекраснейшей из дам?

Ах, да, это потому, конечно, что и она тоже Альдонса, как героиня бессмертного Сервантесова романа, – крестьянская девица Альдонса. Какое забавное совпадение! Но что она говорит, глупая Альдонса! Какими чертами описывает его наружность!

– Он высокий и стройный, такой высокий, каких я никогда не видела. Волосы его светлы, как золото, и глаза его ласковы и сини, как небеса небес.

– Как же зовут твоего друга? – тоскливо спросила Ортруда.

Нахмурила брови. Альдонса робко ответила:

– Он не говорит мне своего имени.

– Отчего? – спросила Ортруда.

– Он не может еще открыться. Надо верить ему и ждать.

– Но неужели ты ничего не знаешь о нем? Из какой он семьи? Где живет? Что делает?

Простодушно улыбаясь, ответила Альдонса:

– Правда, я ничего о нем не знаю.

И видно было, что она ничего не скрывает.

Ортруда говорила:

– А разве ты не спрашиваешь? Как же ты не допыталась у него? Он, может быть, бандит.

– О, нет, – с живостью возразила Альдонса, – он – знатный сеньор. Это по всему видно. Но имени своего он не говорит.

Афра сказала холодно:

– Упросили бы.

– О, зачем же! – возразила Альдонса. – Я и так ему верю, – ведь я же его люблю. Он сам скажет, когда придет время. Сначала я приставала к нему, но он очень сердился. И теперь я даже боюсь его спрашивать.

«Какой-нибудь авантюрист!» – подумала Ортруда.

Ее Танкред никогда на нее не сердился.

Афра стояла у окна, спиною к свету, хмурая. Спросила:

– А вы как думаете, кто он?

– Я думаю, – сказала Альдонса, – что он – иностранец, русский революционер, которого ищет полиция. Но скоро там будут у власти социалисты, и тогда мой милый сможет открыть свое имя.

– Вам он и теперь мог бы его открыть, – сказала Афра.

– Нет, – возразила Альдонса, – мы, женщины, так болтливы. И я могла бы проболтаться. И дошло бы до тех, от кого он скрывается.

Ортруда весело смеялась. Глупая девочка, полюбила какого-то беглеца!

Знойно-смуглое лицо Афры было строго, и гордые губы ее не улыбались. Она догадалась, что возлюбленный Альдонсы, – Танкред. Сердце ее болело от жалости к Ортруде. Все в Пальме знают о любовных похождениях Танкреда. С кем он только не сходился! Не знает ничего только одна доверчивая Ортруда.

– Вот его подарок, – с восторгом говорила Альдонса. – Он недавно был у меня и оставил мне это. Скоро он опять придет.

Ортруда рассматривала золотую брошь. Что-то смутно припоминалось ей. Вспомнила. Видела на днях на столе у Танкреда футляр с брошью, такою же, как эта. Держала ее в руках. Подумала тогда спокойно, что это приготовленный подарок для дочери или жены кого-нибудь из слуг Танкреда, по случаю какого-нибудь их семейного праздника. Даже и не спросила тогда – забыла, и не было интересно. А теперь в душе ревнивое подозрение, – чего раньше никогда не бывало.

Ортруда всмотрелась в брошь, сделанную медальоном, нашла глазами пружину, – открыть бы! По влюбленным и испуганным глазам Альдонсы догадалась Ортруда, что там портрет ее милого. Стоит только нажать пружину, – только взглянуть, он или не он.

Вдруг она отстранила брошь. Нет, ей, королеве, неприлично так узнавать чужие тайны.

– Он ласков с тобою, Альдонса? – спросила она.

– О! – воскликнула Альдонса, – если бы вы видели, как он меня ласкает! Как он добр ко мне! Правда, иногда он меня дразнит до слез. А потом утешит.

Глава тридцать девятая

Ортруда вернулась домой, в старый королевский замок, задумчивая и опечаленная. Хотелось ей хоть не надолго остаться одной – и не удалось. Хотелось спросить о чем-то принца Танкреда. Но как спросить?

Наконец она рассказала ему о своей встрече с Альдонсой Жорис. Танкред слушал ее с любезною внимательностью, как всегда, смотрел спокойно, улыбался весело, шутил над таинственным женихом простодушной Альдонсы. Синие глаза его были так ясны, вся его высокая и стройная, хотя, уже начинающая немного полнеть фигура дышала такою спокойною уверенностью, и голос его был так обычно ровен и ласков, что темные, ревнивые подозрения Ортруды растаяли понемногу легкими облачками под лживыми улыбками высокого, надменно торжествующего Дракона. И как же иначе могло быть? Кто любит, тот верит вопреки всему до конца.

В тихий час обычной послеобеденной беседы принц Танкред опять принялся развивать перед Ортрудою свои великолепные планы, свои дерзкие замыслы. Уже не первый раз говорил он с нею об этом, каждый раз с новыми подробностями, с новыми аргументами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

На заработках
На заработках

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».Большое влияние на творчество Л. оказали братья В.С. и Н.С.Курочкины. С начала 70-х годов Л. - сотрудник «Петербургской газеты». С 1882 по 1905 годы — редактор-издатель юмористического журнала «Осколки», к участию в котором привлек многих бывших сотрудников «Искры» — В.В.Билибина (И.Грек), Л.И.Пальмина, Л.Н.Трефолева и др.Фабульным источником многочисленных произведений Л. - юмористических рассказов («Наши забавники», «Шуты гороховые»), романов («Стукин и Хрустальников», «Сатир и нимфа», «Наши за границей») — являлись нравы купечества Гостиного и Апраксинского дворов 70-80-х годов. Некультурный купеческий быт Л. изображал с точки зрения либерального буржуа, пользуясь неиссякаемым запасом смехотворных положений. Но его количественно богатая продукция поражает однообразием тематики, примитивизмом художественного метода. Купеческий быт Л. изображал, пользуясь приемами внешнего бытописательства, без показа каких-либо сложных общественных или психологических конфликтов. Л. часто прибегал к шаржу, карикатуре, стремился рассмешить читателя даже коверканием его героями иностранных слов. Изображение крестин, свадеб, масляницы, заграничных путешествий его смехотворных героев — вот тот узкий круг, в к-ром вращалось творчество Л. Он удовлетворял спросу на легкое развлекательное чтение, к-рый предъявляла к лит-ре мещанско-обывательская масса читателей политически застойной эпохи 80-х гг. Наряду с ней Л. угождал и вкусам части буржуазной интеллигенции, с удовлетворением читавшей о похождениях купцов с Апраксинского двора, считая, что она уже «культурна» и высоко поднялась над темнотой лейкинских героев.Л. привлек в «Осколки» А.П.Чехова, который под псевдонимом «Антоша Чехонте» в течение 5 лет (1882–1887) опубликовал здесь более двухсот рассказов. «Осколки» были для Чехова, по его выражению, литературной «купелью», а Л. - его «крестным батькой» (см. Письмо Чехова к Л. от 27 декабря 1887 года), по совету которого он начал писать «коротенькие рассказы-сценки».

Николай Александрович Лейкин

Русская классическая проза
Былое и думы
Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Иванович Герцен , Владимир Львович Гопман

Биографии и Мемуары / Публицистика / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза