Читаем Творцы прошлого (Книга 1) полностью

- Это не твоя Юлька там плещется? - задала она неожиданный вопрос.

- Да, а что? Вы ее знаете?

- Нет, к сожалению.

- Почему, к сожалению?

- Сложно ей будет объяснить, кто я такая. Знаешь, что она про нас подумает, когда оглянется?

- Не знаю, но догадываюсь.

- Правильно догадываешься. Поэтому быстро надевай свои брюки и давай отсюда сваливать.

- Куда и зачем?

- Там объясню. Здесь недалеко - на другом конце Васильевского.

- А как я ей потом объясню свое исчезновение?

- Кому? Юльке что ли?

- Приспичило, скажешь, в кусты.

- Да тут и кустов-то нет - пустырь голый.

- Вот поэтому и пришлось далеко отойти. А мы вернем тебя на это же место через пять минут.

- За пять минут с другого конца Васильевского? Вы что, на вертолете?

- Нет, на ступе Бабы Яги.

- Ну-ну, - изрек Игорь и отправился вслед за незнакомкой.

Машина ждала их на пустыре. За рулем сидел Лихославский. Кроме ведьмы в этой компании он был единственным, кто умел управлять автомобилем. Это ему приходилось делать в Харбине, где он в 20-х-30-х годах, как и многие эмигранты, работал таксистом. После узких харбинских улочек, заполненных рикшами и парашами, выставленными из домов в ожидании ассенизатора, Невский проспект или Университетская набережная казались ему чем-то наподобие летного поля. Тогда в двадцать втором, незадолго до того, как Уборевич 25 октября взял Владивосток, ушел Лихославский с остатками Белой армии в Маньчжурию, где, как и многие, такие же как и он, устроился работать таксистом. Одиннадцать лет крутил он баранку "форда". Сначала это была модель "Т". Потом ее сменила более современная "А". Так продолжалось до тех пор, пока однажды на вокзале в его машину не сел человек, который показался ему очень знакомым.

"Надо же, как на Пчелкина похож, - подумал Лихославский, - уж не сын ли ему?"

- Простите, молодой человек, вы случайно не родственник Пчелкину Вольдемару Афанасьевичу?

- А что, заметно? - спросил седок.

- Если бы я не знал, что Вольдемар погиб в двадцатом в Крыму, и если не принимать во внимание, что нынче ему должно быть за шестьдесят, я бы подумал, что вы это и есть он. На вас даже костюм в точности тот, в каком он был в феврале девятьсот четвертого на похоронах Ванновского.

- А вы, Модест Аполлоныч, правильно подумали. Да и костюм на мне действительно тот же самый.

- Это как понимать? - произнес Лихославский, резко затормозив. Вольдемар, это ты или твой призрак?

- Успокойся, Модя. Я это я.

- А почему молодой?

- А мне так больше нравится. И потом, до шестидесяти я ведь так и не дожил. Погиб в сорок восемь.

- Значит, ты все-таки призрак?

- Не веришь, пощупай! - предложил Вольдемар и протянул ему свою руку.

- Действительно, Пчелкин. Вот и бородавка между пальцами та же самая.

- А что я говорил?

- Но все-таки я не понимаю.

- А я объясню. Я здесь благодаря той самой Элен, с которой, как говорят, я познакомил тебя в девятьсот восьмом. Правда, сам я этого не помню, так как сам всего лишь четыре дня, как из девятьсот четвертого. Поэтому и костюм тот же. Жаль, конечно, что не довелось стать коллежским асессором, каким ты меня запомнил, но, с другой стороны, не попади я в будущее, я не дожил бы и до этого тридцать третьего. Вчера я только что был в две тысячи шестнадцатом году. И завтра должен быть там же. Вместе с тобой.

- Ну и как там в будущем? Большевиков свергли наконец?

- Вот за этим я сюда к тебе и приехал. У будущего много вариантов. В одном варианте, например, большевики сами себя свергли.

- Это как унтер-офицерская вдова, которая сама себя высекла?

- Нет, еще анекдотичнее. Главный большевик взял да и упразднил сам свою должность.

- Оригинально.

- А как великий князь Михаил Александрович своим дурацким манифестом фактически упразднил в России монархию - это не оригинально?

- И что, это упразднение коммунистов прошло без гражданской войны?

- Представь себе, да, и у нас есть средство это сделать.

- Какое?

- Помнишь, во Владивостоке знавал ты одного такого Максима Лишаева?

- Еще как помню. Знаешь, сколько он мне должен?

- Так вот, теперь он в Берлине. Прикинулся немцем, вступил в партию Гитлера и шлет информацию красным. Нужно попасть в сорок пятый год и добиться, чтобы он добыл у немцев копье Лонгина.

- А откуда оно у них-то?

- В тридцать восьмом они Австрию присоединят. А копье опять перевезут в Нюрнберг.

- А как я туда попаду?

- А вот это я уж тебе обеспечу. Кроме того. Тебя ждет приятная встреча с Элен. Надеюсь, ты не держишь зла на нее? Но сначала мы поедем к нам.

- Куда? В Совдепию? В этот, как его, Ленинград?

- А что, Модест Аполлонович, на родину не тянет? Здешних параш еще не вдоволь нанюхались.

- Моя родина - Россия. А сейчас ее нет. Есть только какой-то ни то эсес, ни то эсер.

- Все это временно, Модя, ты уж поверь мне, как человеку знающему.

- Да уж, временно. Шестнадцать лет большевики у власти. Куда уж временнее?

- Продержатся большевики всего семьдесят три года.

- Ничего себе! Мы с тобой столько не проживем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное
1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее