Показывать было нечего, надо было сидеть, молчать и слушать. Курчатов молча выслушивал щелчки, потом вскакивал, проверял контакты, устойчивость установки, снова садился и снова слушал. Глаза его сияли. Но и на этот раз он не был щедр на похвалы, каких нетерпеливо ожидали экспериментаторы. Что-то интересное найдено, но спонтанное ли деление урана — вопрос. Кроме самопроизвольного распада ядер, разряды могут породить и другие факторы. Лишь когда каждая из возможных причин будет отвергнута, можно говорить от открытии спонтанного деления. И, видимо, опыт надо повторить не в Радиевом институте, а в Физтехе, там в атмосфере нет радиоактивных загрязнений, здесь они возможны.
— Почему вы так не верите нашему объяснению, Игорь Васильевич? Даже обидно!
Курчатов с улыбкой посмотрел на Флерова. Худенький паренек с тонкими чертами лица, нервный и стремительный, еще не прошел школы неудач, так много научившей его руководителя. Он не имел за своей спиной провала с тонкослойной изоляцией. Его надо уберечь от таких ударов. Эти славные ребята рвутся закрепить свой приоритет в открытии, желание естественное, но в иных случаях лучше потерять приоритет, чем угодить в провал.
Курчатов мягко сказал:
— Сейчас я объясню, почему настаиваю на проверке и перепроверках. Давайте вычислим время полураспада урана при спонтанном делении, исходя из ваших данных.
Он написал на листке, сколько граммов урана на пластинках, вычислил число ядер урана, содержащееся в камере, подсчитал, какая их доля распадается в час. Получилось, что для спонтанного деления урана наполовину требуется десять в шестнадцатой степени лет.
— А сейчас покажу, что вызывает мои сомнения.
Курчатов раскрыл один из принесенных журналов. В нем была напечатана статья Нильса Бора и Джона Уилера «Механизм деления ядер». Курчатов показал место, где авторы вычисляли время жизни урана. Они получили для полураспада при спонтанном делении десять в двадцать второй степени лет, ровно в миллион раз больше, чем вытекало из сегодняшних наблюдений двух физиков.
— А теперь посмотрим экспериментальную проверку теории. — Курчатов развернул второй журнал.
Американский физик Либби сообщал, что пытался определить спонтанное деление урана, но не обнаружил даже намека на него.
— Но у Либби камера раз в тридцать менее чувствительна, чем наша, — начал спорить Флеров. — Там, где мы слышим шесть щелчков в час, он должен был бы получить один щелчок в шесть часов. Он просто не заметил их!
Петржак с удивлением сказал:
— Не понимаю, Игорь Васильевич. Вы вроде и не одобряете нашего эксперимента.
— Нет, — с волнением сказал Курчатов. — Всемерно одобряю! Считаю, что надо вам все прочие исследования отложить и заняться только этим. Такая удача, как у вас сегодня, даже счастливым экспериментаторам выпадает раз в жизни!
Порой им казалось, что руководитель придумывает всё новые проверки, чтобы отложить публикацию. Вечером, получив задание, они приступали к работе — успешно снималось очередное возражение Курчатова. Утром Курчатов выдвигал новое возражение, он придумывал его ночью, пока они экспериментировали. Он лукаво посмеивался, его не трогали огорченные взгляды и нахмуренные лица. Он выглядел спокойным, словно речь шла не о важном открытии, а об уточнении второстепенных констант. Лишь изредка он позволял себе показать, что волнение и ему не чуждо. И тогда вдруг звонил в середине ночи и сообщал, что пришла в голову еще одна мысль. Вот поставьте такие-то измерения, утром я посмотрю.
А когда все мыслимые возражения были опровергнуты и оставалось только одно объяснение — самопроизвольный распад ядер урана, Курчатов неожиданно снова усложнил исследование.
— Вы победители! — объявил он. — Спонтанный распад урана вами открыт. Но, между прочим, и победителей судят. Критикуют не победу, а средства, какими ее достигли. Историки непременно укажут, что либо победители дали врагу унести ноги и собрать новое войско, либо собственные потери велики, — в общем, что-нибудь найдут. Так вот — не нравится мне ваша камера. Маловата чувствительность.
Оба физика удивленно переглянулись. Их камера не нравится? Чувствительность, в тридцать раз превышающая обычную, маловата? Курчатов повторил — да, чувствительность недостаточна. Вот если бы повысить ее не в тридцать, а в двести раз, тогда спонтанное деление заговорило бы о себе гораздо убедительней. Итак, получайте новое задание: сконструировать камеру помощней — и повторить с ней всю серию экспериментов. Действуйте. Физкультпривет!
«Озадаченные» физики были и вправду озадачены. Оставшись одни, они долго молчали. Петржак пробормотал, что он и не мыслит себе, как вместо пятнадцати пластин взять сотню. Флеров безнадежно возразил, что выход один: увеличить размер пластин. Он прикинул объем новой камеры. Она получалась в чемодан. На большие листки нанести от руки равномерный слой невозможно, а слой неравномерный при любом покачивании листочка грозил замыканием.