Творцы

И он с торжеством объявил, что камеру нужно делать по типу многослойного конденсатора. Вот как этот приборчик — батарея одноименно заряженных пластин в пазах другой батареи, заряженной противоположно. Десяток таких пластин в одной батарее — общая площадь увеличена ровно в десять раз. А если в пятнадцать? А если?..

Петржак поспешно поднял руку:

— Остановись, Юра! Пятнадцать — в самый раз!

Они набросали схему. На бумаге получалось превосходно. Многослойный конденсатор из пятнадцати пластин давал общую площадь в 1000 квадратных сантиметров, чувствительность в такой камере должна быть в 30–40 раз больше, чем в опытах Фриша в Копенгагене. Флеров захотел посоветоваться с Курчатовым. Курчатов одобрил идею многослойной камеры. Петржак стал мастерить пробную пластину, он макал кисть в урановый лак — та же изготовленная Борисом Курчатовым окись урана, смешанная со спиртовым раствором шеллака, — наносил на листик тонкий слой и, полюбовавшись на изделие своих рук, отправлял пластинку в сушильный шкаф.

— Проспиртуемся, доложу тебе, Юра! — Он с удовольствием втянул густой запах. — Водка на уране мощней знаменитой запорожской калгановки. Не запатентуем, а? Ух, пахнет святым духом!

Флеров с восхищением следил за работой товарища. Было тонкое изящество в каждом его движении — и в том, как осторожно и крепко он хватал кисточку, как неторопливо макал ее в лак, неизменно на одну глубину и захватывая неизменно одно и то же количество пасты, как затем густо пригнанным, одинаковым слоем покрывал пастой лист.

— Костя, ты художник! — объявил Флеров.

— Правильно, художник! Имею диплом мастера по росписи фарфора. На заводе в Малой Вишере такие вазы разрисовывал! И знаешь куда? На экспорт! Заказы из Персии, из Афганистана, там хорошую вазу ценят! А зарабатывал! Сто шестьдесят рублей червонцами, это на наши сегодняшние дензнаки тысячи полторы. Эх, жизнь была! — Он полюбовался законченным листочком и отнес его в сушильный шкаф. — А бросил завод для рабфака и сел на шестнадцать рублей стипендии. Подрабатывал, конечно. Профессору — солидный портрет маслом, секретарше директора — легонький карандашный набросок со смягчением морщинок — на колбасу к хлебу хватало. Между прочим, я ведь собирался в Академию художеств, а не в физики. Да преподаватель математики Рылов уговорил. А в университете Лев Владимирович Мысовский внимание оказал, это и решило судьбу — крашу урановыми красками пластины, а не вазы. — Он критически осмотрел напарника и добавил: — А ты бы подошел для портрета, в лице что-то есть. Только, наверно, не усидеть тебе спокойно.

— Отложим портрет лет на тридцать. К тому времени выработаю спокойствие.

— Не выработаешь, — сказал Петржак. — Спокойствие не твоя стихия. Давай смотреть, что получилось.

Просохшие пластины выглядели прилично. Взвешивание показало, что на каждый квадратный сантиметр нанесено примерно 15 миллиграммов окиси урана. Сборкой камеры занялся Петржак, это дело требовало не только ловкости пальцев, но и спокойствия духа. Флеров готовил усилитель и счетчик импульсов, источник питания, аргон для заполнения камеры. С неделю ушло на подготовку эксперимента. В институт пришел Курчатов, покритиковал плохое выполнение некоторых узлов, проверил, исправляются ли недочеты, и дал добро на включение. Питание на камеру подали поздно вечером. Счетчик затрещал так бешено, что Петржак в испуге вскочил. Флеров успокоил его — микрофонные шумы, в ионизационных камерах это бывает. «Будем отстраиваться от помех», — сказал он. Отстроиться от помех оказалось делом трудным. Камера была такой дьявольской чувствительности, что отзывалась на шаги, на стук двери, даже на громкий голос. А от проезжающего трамвая счетчик трещал, как оглашенный. Листочки качались от любого толчка и, соприкасаясь, замыкались.

— Наверно, я неровно накладывал слои, — сказал огорченный Петржак. — Бугорок где-нибудь — это же источник замыкания!

— Давай самортизируем тряску. Всю установку — на солидный демпфер: стальную плиту в основание, на плиту резиновые амортизаторы.

Резиновый амортизатор нашли легко — автомобильная шина с надутой камерой. Плиту раздобыть было трудней, но, когда ее установили, микрофонные шумы пропали. Теперь камера откликалась только на разряды проезжающих мимо трамваев. Трамваи, однако, по Кировскому проспекту ходили так часто, что о нормальной работе нечего было и думать. Петржак с удивлением сказал: «На улице всегда досадуешь, что трамваев мало, нужного номера ждешь чуть ли не бесконечность, а вот камера устанавливает, что трамваи движутся почти беспрерывно». Флеров ответил что нужно вести эксперименты ночью, когда трамваи убираются в депо. Курчатов одобрил переход на ночную работу.

— Звоните в любое время, если что откроется интересное.