Ты

– Да, – соглашаешься ты. – Однако я сама уехала из дома. Так многие делают. А ее оставили одну. Ужасно, правда? Вся семья перебралась в Сан-Франциско, когда Пич получила диплом.

Больше я ничего не спрашиваю. Ты вновь начинаешь жаловаться на Блайт. Я слушаю и киваю. Киваю и слушаю. И ем гребаные органические кексы. Ты отлучаешься в туалет и отправляешь Пич сообщение:

«Джо фантастически умеет слушать. Не теряй веру в людей».

Пич отвечает подозрительно быстро:

«Как мило. Сильно ему не надоедай, Бек. Полагаю, у него есть потенциал. Я рассказала своему тренеру по йоге о твоем Джозефе, и она сравнила его с “умницей Уиллом Хантингом”[11]. Кстати, как у него с математикой? Желаю весело провести время. Надеюсь, ты пригласила его в приличное место. Спасибо, что держишь в курсе. За меня не переживай. Моя вера в человечество полностью восстановлена. Мне нравится быть одной. Мы слишком молоды, чтобы связывать себя, так ведь? Привет Джозефу. Ему очень с тобой повезло».

Ты возвращаешься и спрашиваешь, любил ли я математику в детстве. Отвечаю «нет» и интересуюсь, с чего вдруг такой вопрос. Переводишь тему и снова начинаешь ныть про девицу из группы. Заказываем еще кофе. Если б у нас все было на мази, мне здесь даже понравилось бы. Только не теперь, когда я хочу трахаться, а тут светло, полно народу и даже не поцеловаться. Ты сливаешь меня во френдзону? Она вообще существует? Или это очередная выдумка из женских журналов? И кстати, чем там все кончилось у Уилла Хантинга? Затащил он девицу в постель? Не помню.

На прощание ты обнимаешь меня как брата.

– Спасибо, Джо. Было здорово.

– Какие планы на вечер?

– Девичник.

– Так вы же вчера…

Грозишь пальчиком.

– Джо, ты что, следишь за мной в «Твиттере»?

Попался – признаюсь.

– Немного.

Может, все-таки получится поцеловать. На улице пасмурно и туманно – осень как в «Ханне и ее сестрах».

– Вчера я была с Пич, а сегодня с Линн и Чаной.

– А завтра?

Черт! Вместо того чтобы поцеловать тебя как мужчина, выпрашиваю свидание как сопляк.

– Вечером я собиралась писать – много накопилось по учебе. Если хочешь, можем опять пообедать.

Соглашаюсь. Ты уходишь, а мне остается тащиться в магазин, тихо ненавидеть харизматичных гуру типа Такера Макса и Тома Круза в «Магнолии» и проклинать журнал «Максим» с его правилами съема. Похоже, женщины совсем не так просты, как кажутся. И я уже почти дошел до точки, чтобы опробовать пару приемов из видеокурса Фрэнка Мэки «Соблазни и погуби». То, что я не трахнул тебя после «Икеи» и даже не попытался настоять на этом, было большой ошибкой. Самой большой ошибкой во всей моей взрослой жизни. И вот расплата: я слушал твое нытье битый час и даже не поцеловал. Черт! Как бы ты не начала думать, что это я отправляю тебя во френдзону.

Похоже, ты вообще перестала видеть во мне мужчину, потому что на следующий день мы опять отправляемся обедать в кафе, где «подают вкусняшки». И опять не целуемся. И куда ты зовешь меня завтра? На бранч. Просто низ падения! Полный антисекс! Второй завтрак придумали богатые белые телки, чтобы был повод бухать с утра и жрать французские тосты. Ведь ты, мать твою, даже не пьешь и выбираешь забегаловки без официантов, где офисный планктон читает в очереди Стивена Кинга с «Айпэдов» и покупает зеленый салат с гребаными бобами, заправкой и луком – «вам какой, красный или белый, сырой или обжаренный?». Ааааа! Люди! Это просто лук! К чему такие сложности?!

Я понял наконец, почему ты так ценишь Пич. Она одержима тобой, Бек. Линн и Чана любят тебя, но не считают, что твое говно пахнет розами. А тебе нравится, когда с тобой нянчатся, возятся и льют мед в уши. Все наши разговоры о твоих рассказах и твоей учебе всегда заканчиваются тем, что я пою, какая ты особенная и талантливая и как тебе все завидуют, потому что ты лучшая. И чем меньше гребаного салата остается в твоей дешевой пластиковой миске, тем значительнее ты себя ощущаешь. Я не вру. Ты счастлива, что хоть кто-то хорошо о тебе думает.

«Рассказ, написанный от лица служанки, получился очень правдоподобным. Думаю, ты единственная со всего потока, кто хоть раз в жизни мыл туалет».

«Бек, ты очень талантлива. На посредственностей не нападают».

«Порой настоящим писателям приходится противостоять волне ненависти, прежде чем получить признание. Вспомни Набокова».

«Я тебе не соперник, так что честно скажу: у тебя есть талант рассказчика».

И это чистая правда. Когда я лежу на диване, слушая твои жалобы, чувствую, как начинаю жить твоей жизнью, вхожу в нее. Блайт действительно тебя ненавидит.

Ты жалуешься:

– Она – живой сгусток злобы. Не слезает с антидепрессантов, не разговаривает с матерью, с сестрой, с отцом, с его женой, с соседкой по комнате, со своей кошкой и с толпой парней, которые ее перетрахали. – Останавливаешься, переводишь дыхание, продолжаешь: – Она – натурщица. Проститутка, короче. У нее есть свой сайт, где она предлагает себя художникам, которые «специализируются на изображении женского тела».

– То есть она шлюха.

– В точку, Джозеф, спасибо.

– Пожалуйста, Бек.