– Не может быть, что ты зачитывался книгой – и даже не попытался ничего узнать про ее автора.
Оказалось, Бенджи не соврал: аллергия у него действительно была. Однако умер он просвещенным – с не ведомой ему ранее уверенностью и гордостью. Не обязательно кряхтеть до восьмидесяти лет, чтобы что-то понять в жизни. А он понял, Бек. Многие ли уходят на пике? Большинство умирает на излете, старыми, дряхлыми, полными боли и сожалений. Или молодыми, в погоне за наркотическим кайфом и плотскими удовольствиями. Или просто по нелепой случайности. Бенджи повезло: он ушел в момент, когда распахнулось его сердце и пробудился разум. Жил как скотина (тебе ли не знать, Бек, – вспомни, как он пренебрегал твоим телом и как лелеял свое), зато умер как человек. Я создал для него идеальный мир, в котором невозможно красть, бесполезно врать и нечем себя одурманивать. Я освободил его от бессмысленной и нелепой жизни, которую он вел.
Паром еле ползет, я смотрю на воду. Жизнь полна удивительных совпадений. Хранилище, о котором говорил Бенджи, оказалось в двух шагах от «Икеи». Тебе понравился бы такой поворот сюжета в духе Пола Томаса Андерсона.
На воде всегда думается лучше. Рядом со стихией, которая может в один момент вытряхнуть из тебя кишки, особенно остро ощущаешь свою ничтожность. Мы – всего лишь прах, и в прах возвратимся.
Прах Бенджи лежит в икеевской коробке, которая осталась после нашей с тобой поездки, Бек. Я говорю матросу, что везу возвращать ее в магазин – не хватает деталей и на картинке в каталоге товар выглядел лучше. Он понимающе кивает.
Знаешь, Бек, кремировать человека не так-то просто. Ну хоть момент выпал подходящий. Я ненавижу Хэллоуин, а ты его обожаешь, и последние четыре дня, когда я ради нас трудился не покладая рук, ты, Бек, порхала по вечеринкам в наряде Принцессы Леи, постила фотки и пила, а меня не звала быть твоим Люком Скайуокером. Представляю, как мы будем с тобой мило препираться в следующем году по поводу костюмов.
Из-за экономического кризиса люди теперь экономят на всем: я без труда нашел в Интернете советы, как кремировать тело у себя на заднем дворе. С огромным трудом уговорил Кёртиса четыре дня поработать в одиночку. Взял машину мистера Муни и отправился на остров Джонс-Бич искать уединенное местечко. Кремация – дело не быстрое. Надо постоянно поддерживать огонь и следить за процессом. Конечно, полного прогорания добиться не удалось – нужны специальные химикаты. Впрочем, учитывая обстоятельства, получилось неплохо. Останки я аккуратно ссыпал в коробку, хотя большинство на моем месте бросили бы их под открытым небом на острове.
Выходит, ты все-таки заставила меня участвовать в своем карнавале, Бек. Пока ты изображаешь Принцессу Лею (кстати, не очень похоже – в фильме у нее «баранки» гораздо больше), мне приходится играть роль могильщика. Знаешь, я люблю совпадения и аналогии.
– Много заплатил? – интересуется благодушный матрос.
– Восемьдесят баков. Прикинь?
Он качает головой и подцепляет коробку.
– Дерут втридорога. Но телкам нравится.
– Поэтому и купил.
Мы смеемся. Даю ему десять баков, он расплывается в улыбке – видно, нечасто перепадают чаевые.
Подплываем. Он кладет недокуренную сигарету за ухо, берет швартовочный конец и готовится его бросать. Обещает помочь мне дотащить коробку до «Икеи». Это в мои планы не входит.
– Спасибо. Сам справлюсь. Ты кури, пока стоянка.
– Так, поди, не раз в день: по шесть ходок туда-обратно делаем.
Ключ-карта работает. Бенджи не соврал (под конец жизни научился-таки говорить правду). По указанному адресу действительно находится хранилище, и в него действительно легко попасть: все автоматизировано, никаких охранников с собаками и неудобных вопросов вроде:
Кто вы такой?
Что в коробке?
Кто дал разрешение на доступ?
Где это разрешение?
Можете позвонить мистеру Крейну?
Можете попросить его присутствовать лично?
Думаю, мои ответы их не устроили бы, и тогда пришлось бы ломать голову, куда девать коробку с Бенджи. Но перед смертью уже не юлят: он знал, что я попаду внутрь без проблем, и, возможно, даже хотел упокоиться здесь – рядом с крадеными «Ролексами», дорогущими шмотками и столовым серебром – посреди бесполезного барахла, которому он всю жизнь поклонялся и от власти которого так и не сумел освободиться. Погоня за золотым тельцом не приносит счастья.
Открываю две бутылки «Домашней содовой». Одну ставлю рядом с коробкой – для Бенджи. Другую выпиваю сам – за помин его души. Вкусно, черт возьми. Надеваю перчатки и принимаюсь за уборку. Слышно, как лопаются пузырьки в бутылке. Замечаю красную бейсболку с логотипом морской регаты, проходящей в Нантакете. На подкладке вышито имя «Спенсер Хьюитт». У богатеньких деток вся одежда помечена, чтобы забывчивые няни и ловкие паршивцы вроде Бенджи не разбазаривали барское имущество. Примеряю – подходит. Забираю с собой в честь тебя, Бек. Она, как и ты, из Нантакета.
16
Ты не знаешь, что Бенджи умер и что тебе положено быть в трауре. Я не могу тебе этого сказать. Но дело сделано – ты свободна. Хотя…