Ты

Вряд ли ты будешь счастлива, когда очнешься в клетке. Впрочем, мне не в чем себя упрекнуть – я сделал все, что мог: оставил тебе одну пластиковую бутылку с безалкогольным пивом и другую с водой, пакет крендельков, цветные мелки, оказавшиеся в ящике, и блокнот. Я не намерен морить тебя голодом или лишать привычных занятий. Ты в безопасности. Я даже притащил вниз ноутбук, поставил его на стул перед клеткой, подключил колонки и запустил диск с «Идеальным голосом». Знаешь, Бекка тоже здорово помучила Джесса, прежде чем сойтись: отвергала его притязания, насмехалась над его увлечениями, унижала и не подпускала к себе. Но в конце, чтобы искупить свои прегрешения, во всеуслышание призналась ему в любви со сцены. И он простил. И я прощу тебя, Бек. Запираю дверь в подвал и пишу Итану:

«Привет, приятель, завтра не работаем. Прорвало трубу. Можешь отдыхать ближайшую пару дней».

Все-таки любовь – великое чувство. Даже после всего, что ты мне сделала, я на тебя не сержусь, Бек; я тебя жалею. Нет ничего хуже, чем держать гнев в сердце. И я отпускаю его. Ты была жестокой со мной, дурной, порочной. Как жаль, что я не могу высосать из тебя весь этот яд…

Отпираю дверь твоей квартиры и выношу мусор (видишь, Бек, как я великодушен). Он воняет тухлыми бананами и женскими выделениями. Возможно, так ты наказываешь меня за мои ошибки: встречи с Карен Минти, мысли об Эми Адам…

Сажусь на твой диван. И ощущаю что-то жесткое. Запускаю руку между подушек – «Любовная история». Мой экземпляр. Не помню, чтобы ты просила у меня его почитать. Между страниц крошки молочного шоколада, пепел от сигарет, обертки от жвачек и песок. Он-то, черт возьми, как сюда попал? Песок!

И все равно я на тебя не сержусь. Нет. Я люблю тебя, Бет, моя маленькая хрюшка. Только зачем – зачем! – ты стащила у меня книгу? Зачем написала на обороте телефонный номер для заказа рисоварки, которая тебе не нужна? Стоило тебе попросить, и я подарил бы тебе любую книгу. Я подарил бы тебе что угодно. А ты предпочла украсть… Я корю себя, пялясь в черный пустой экран телевизора. Неужели я был слишком скуп? Невнимателен к твоим намекам? От этих тревожных мыслей мне не сидится, и я иду на кухню, чтобы почистить книгу. Ищу бумажные полотенца – тщетно. Перед глазами встает один из самых счастливых вечеров, проведенных здесь, в твоей квартире, пару недель назад. Или пару тысячелетий назад?

В тот день у тебя было много занятий, а у меня полно работы в магазине. Я написал тебе, что приду ровно в семь, и в шутку велел накрыть к этому времени горячий ужин (в шутку – потому что ты не умеешь готовить). Вечером ты меня уже ждала и заметила еще из окна, так что мне не пришлось звонить. Ты распахнула дверь, взяла меня за руку и велела закрыть глаза. Я послушался и не подглядывал. Ты подвела меня к дивану и хлопнула в ладоши. Я открыл глаза – и увидел тебя в халате с бумажной тарелкой в руках, на которой лежал сладкий картофель, разрезанный надвое и уложенный в форме сердца.

– Добро пожаловать домой, милый, – сказала ты с улыбкой.

Ты трахалась со мной, как восхитительное необузданное животное (по сути, ты такая и есть), а потом долго и многословно рассказывала о том, как выбирала сладкую картошку (первая купленная оказалась гнилой, и тебе пришлось идти еще раз) и как проделывала в ней отверстия, вычищала мякоть и разворачивала кожицу, будто студент-медик – брюхо лягушки.

Я тогда засмеялся: мол, у меня пропал аппетит, потому что я теперь вижу на тарелке не картошку, а лягушку.

А ты серьезно и нежно ответила: «Нет, Джо, это мое сердце».

Потом мы заказали китайскую еду, ведь вдвоем одной картофелиной не наешься. А сегодня я здесь один.

Беру твой топик и протираю бедную запачканную «Любовную историю». Пора за работу. Твой ноутбук, как всегда, лежит на прикроватной тумбочке в спальне. Беру его и сажусь на кровать, которую я для тебя собрал. И тут же вскакиваю. Под скомканными простынями что-то жесткое. «Макбук Эйр»! Откуда он здесь? Я никогда его у тебя не видел! Какой он мерзкий! Брезгливо достаю его и уношу из спальни. Эта гадость не должна лежать в нашей кровати.

Мне надо выпить. Открываю холодильник и вижу на полке нашу водку. Но что это рядом? Джин?! С каких это пор ты пьешь джин и работаешь за «Макбуком»? Достаю водку и сажусь на твой захламленный диван. Делаю большой глоток. Возможно, его купил тебе отец? Или подарила мать? Или оставила Чана? Или здесь, в нашем доме, был кто-то чужой? Надо взять себя в руки и открыть «Макбук».

У меня богатая фантазия, и перед глазами успевают пронестись десятки возможных вариантов, однако реальность сшибает с ног: на заставке фотография (вернее, ее идиотская разновидность, которую называют селфи): ты и доктор Ники. Обнаженные. На моей кровати, которую я тащил из «Икеи» и собирал этими вот руками для нас с тобой. Я иду на кухню, достаю джин из холодильника и выливаю в раковину прямо поверх грязных тарелок. К черту «Макбук»! К черту Ники!