Ты бросаешь вызов?

— Пожалуйста, — захныкал он. — Вытащи меня отсюда. Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста.

Я сдерживала сдавленные рыдания, когда он начал умолять, каждое слово вылетало из его рта, как проклятая стрела, прямо в мое сердце. Я истекала кровью за него.

Он начал бормотать что-то, чего я не могла расслышать, его дыхание было прерывистым и громким, когда он изо всех сил пытался дышать.

Когда он понял, что не может вырваться на свободу, Мэддокс присел на корточки, уронив голову на руки, и сжал волосы в кулаках, дергая за пряди. Бормотание себе под нос стало громче, когда он покачал головой взад-вперед.

— Пожалуйста, пожалуйста. Мне нужно выйти. Помогите… Помогите мне… Пожалуйста.

Моя грудь сжалась при виде его в таком виде.

Мои колени ослабли. Когда я больше не могла держать себя в вертикальном положении, я опустилась на колени рядом с его дрожащим телом. Моя рука опустилась ему на грудь, и я почувствовала, как его сердце колотится, тяжело и беспорядочно, как будто оно вырывалось прямо из его груди. Рубашка промокла от пота и прилипла к телу, как вторая кожа.

Я знала, каково это — страдать вот так. Грудная клетка прогибается, весь воздух высасывается из легких, кулак сжимает сердце так сильно, кровь хлещет через уши, кажется, что легкие не могут нормально работать, а потом происходит… удушье. Потребность выползти из своей кожи, как будто твое тело больше не принадлежит тебе, в погоне за побегом, который ты даже не можешь видеть сквозь туман.

Началась дрожь, и Мэддокса начало трясти. Это началось с его рук, прежде чем все его тело задрожало, когда он изо всех сил пытался сделать такую простую вещь, как вдох и выдох.

Сначала мне нужно было заставить его дышать, это был единственный способ заземлить его в настоящем, вернуть его из того места, где он заблудился в своей голове.

Мэддокс обхватил голову руками, его тело раскачивалось взад и вперед.

— Нет, нет, нет. Пожалуйста. Пожалуйста, — умолял он.

— Мэддокс, — тихо произнесла я. — Мэддокс, я здесь. Все нормально.

Из его горла вырвался мучительный звук, и мои глаза загорелись непролитыми слезами. Это было… тяжело. Так чертовски тяжело.

Это был не Мэддокс.

Это был мальчик, испуганный и потерянный.

Я схватила его руку и отвела ее от его лица, удерживая обеими руками:

— Я здесь, Мэддокс.

Его глаза были зажмурены; его брови нахмурились, а лицо… это была маска острой боли. Его что-то мучило, его прошлое… может быть, я не знала, но что бы это ни было, Мэддоксу все еще было больно. Я почти чувствовала его страдания в тяжелом воздухе, окружающем нас.

Сжав его левую руку, я твердо сказала.

— Посмотри на меня, Мэддокс. Я прямо здесь. Посмотри на меня, хорошо? Пожалуйста.

Когда он держал глаза закрытыми, я изменила тактику.

— Дыши со мной, малыш. Ты можешь это сделать? Ты можешь дышать со мной? Я посчитаю. Мэддокс, ты сможешь. Я знаю, что ты можешь.

Он судорожно вздохнул, его грудь хрипела от напряжения.

— Ну вот. Медленно. Дыши со мной. Я здесь. Я не оставлю тебя. Все будет хорошо.

Я снова сжала его руку, считая вслух до трех.

— Вдохни, — скомандовала я.

Он вдохнул. Он медленно втянул воздух.

Я досчитала от четырех до шести.

— Выдохни.

Мэддокс резко выдохнул.

Вдох. Выдох.

Раз. Два. Три. Вдох. Четыре. Пять. Шесть. Выдох.

Когда его дыхание постепенно стало менее прерывистым, я прошептала:

— Я горжусь тобой. Все хорошо. Сделай это снова, Мэддокс. Дыши со мной. Останься со мной.

Его глаза открылись, и я поняла, что все, что я сказала, дошло до него, поэтому я повторила это снова.

— Я горжусь тобой. Останься со мной.

Я вдохнула, показывая ему, как это делать, и Мэддокс судорожно вздохнул. Где-то в его измученных голубых глазах я видела, как он пытается сохранить собственное здравомыслие. Я смотрела в его темные и бездонные глаза, видя то, чего никогда раньше не видела. Страх и страдание поглотили каждую частичку его.

Я увидела себя в нем, и мы истекали кровью, наша боль просачивалась сквозь нас, подобно тому, как слезы текут из наших глаз. Мэддокс посмотрел на меня так, словно смотрел на что-то, что вот-вот потеряет.

— Я никуда не уйду, — мягко успокоила я, поглаживая пальцами тыльную сторону его суставов.

Его все еще трясло, но он уже не пытался дышать.

Я вспомнила, как моя мать пела мне, когда я была ребенком, сладкую колыбельную, когда она укладывала меня спать. Когда я страдала от собственных приступов паники, мой терапевт посоветовал мне включить колыбельную на YouTube. Это помогло мне успокоиться. Я знала, что все по-разному переживают приступы паники, но, может быть… может быть, я могла бы…

Прямо сейчас Мэддокс выглядел как ребенок, которому нужно, чтобы кто-то его держал.

Так я и сделала.

Я встала на колени между его бедрами, так что была рядом с ним, и взяла его руки в свои. Я продолжала тереть кончиками пальцев его ушибленные костяшки пальцев, давая ему почувствовать мое прикосновение.

Мои губы приоткрылись, сердце сжалось, и я спела ему свою любимую колыбельную.